Изгой

Уже медленнее повторил, собрал волю в комок, швырнул ее в стену, как раньше швырял умятый до твердости камня снежок. На этот раз не качнулась даже земля, в прошлый раз просто почудилось. Но из глубины неподвижного камня словно бы донесся смешок.

Смертельный холод охватил его с головы до ног. Оглянулся в страхе, внезапно ощутив себя беззащитным, словно ребенок в темном лесу, полном больших и злобных зверей. Сорвался, трус. Ведь обещал же себе забыть о магии!

Впереди слышались голоса, шум, пыхтение. Голоса мужские, грубые, в них чувствуется злость и ожесточение. Он не расслышал слов, а ноги уже сами толкнули коня вперед, словно принадлежали не мудрому осторожному волхву, а дурному Таргитаю.

Трое мужиков, грязных и в лохмотьях, толкаясь и мешая друг другу, пытались кого-то вытащить из расщелины. Олег увидел только худые спины, один обнажен до пояса, позвонки натягивают кожу острые, как гребень большой рыбы. Олег крикнул:

— Эй-эй!.. Чем-то могу помочь?

На него испуганно оглянулись все трое. Ближайший к нему быстро заглянул за спину рыжеволосого незнакомца, там всего лишь кони с пустыми седлами, ответил неприязненное

— Ты один?.. Ну и топай своей дорогой.

— Грубо, — укорил Олег. — Нехорошие вы люди. Почему?

— Я те дам «почему», — огрызнулся мужик.

Двое других, потеряв к Олегу интерес, повернулись к расщелине. Олег успел увидеть что-то белое, не то пла-тье, не то занавес.

— Дайте и мне поучаствовать, — сказал Олег. — Я всегда и во всем участвую. Даже когда не просят. Особенно когда не просят.

Он пустил коня ближе, мужик попытался ухватить его за ногу и сдернуть с седла. Олег пнул его в середину груди. Тот без звука отлетел к стене и рухнул. Двое других поспешно обернулись.

Олег со скорбью ощутил, что у него даже сердце не колыхнулось, не забилось чаще, очерствевшее от такой недоброй жизни.

— Не делайте зла, — сказал он печально. Поднял кулак, осмотрел, тяжелый, как валун, ни одной царапины. — И вам тоже не сделают зла... может быть.

Мужики посмотрели на Олега, смерили взглядами его рост, ширину плеч, оценили его спокойствие, затем уже без слов подняли своего друга, у того голова падала на грудь, и потащили его прочь.

Олег даже не оглянулся в их сторону. Спрыгнул на землю подошел к расщелине. Глаза еще не привыкли к быстрому переходу от яркого солнца к темноте щели, но увидел все же, что в глубине щели скорчился старик.

Ощутил разочарование, почему-то чудилось, что там женщина, обязательно молодая и красивая, с радостным воплем бросится ему на шею, спаситель, да все, что угодно, только скажи, или даже нет, не говори — сама все угадаю и выполню все твои желания...

Сгорбленный старик, как Олег и определил, весь в белых волосах, только на макушке розовая плешь. Белая борода до пояса, смотрит на него молча и тоже без особой приязни. Правой рукой он с трудом опирался на толстую суковатую клюку, ноги передвигал тяжело, Олег услышал хриплое затрудненное дыхание. Торопливо сделал шаг вперед, подхватил, вывел на солнце к удобному обломку скалы, усадил.

— Отдохни, отец, — сказал он почтительно, — я разожгу костер. Тебе нужно тепло. Тебя эти разбойники не ушибли?

Он знал по родной деревне, что глубокие старики часто мерзнут, кровь уже не греет, потому бегом собрал сухих веток, разжег огонь прямо перед стариком, а сам еще побегал, набирая хвороста в запас.

Старик кряхтел, хватался то за бока, то, морщась, тер запястья. Похоже, разбойники сперва его хватали за руки, что-то требовали, куда-то пробовали тащить.

Олег чувствовал, что слишком суетится перед незнакомцем: почтительность к старости почтительностью, но это гадкое чувство беззащитности, когда вернулся страх, когда снова попытался прятаться за щит всесильной магии, когда снова ощутил себя таким же открытым для стрел и мечей... как все!

Внезапно эта мысль, что он «как все», одновремен-но и успокоила странным образом. Из этих всех многие ухитряются доживать до глубокой старости, если не высовываются.

— До чего мир дошел, — сказал он, — даже в горах разбойники...

Старик покачал головой:

— Это не разбойники. Это селяне, их деревушка там, в долине.

— Селяне? — не поверил Олег. — Если селяне, то не такие уж и мирные селяне.

— Мирные, — не согласился старик. — Просто у них засуха. Они хотели, чтобы я подогнал им тучу с дождем. В старые времена я такое не раз проделывал... А они мне приносили свежее мясо. Я живу здесь, в горах.

Олег посмотрел по сторонам, зябко передернул пле-чами:

— Неуютное место.

— Здесь похоронена вся моя семья, — ответил старик кротко. — Все погибли... Четыре сына, богатыри и красавцы, две дочери, моя жена... равной которой не было на свете. Я похоронил их и вот уже пятьдесят лет не отхожу от их могил.

Краем глаза Олег заметил отесанные плиты, уложенные в ряд. Семь плит. На всех пламенеют, как свежепролитая кровь, только что сорванные цветы. Увядшие сметены в сторону, там глубокая расщелина, но она заполнена доверху этими красными лепестками...

— Прости, — сказал он с раскаянием, — что разбередил.