Изгои

– Я устал. И мои мозги работают по принципу: никаких всесторонних подходов, никаких скачков фантазии. Почему же это должна быть не она?

Грейс пожала плечами:

– Возможна тысяча причин. Понимаешь, я подумала о том, как это могло произойти, а не почему.

– Ну ладно, – сказал Рикмен. – Я слушаю.

– Для большинства людей все иммигранты на одно лицо. И если кто-то присвоил ее карточки на получение пособия… – Грейс склонила голову. – Она к тому же не жила в предписанном ей временном жилье.

. – Ну да. – Он жевал в задумчивости. – Ее там несколько недель не видели.

– У чиновников по этому поводу совесть чиста, – продолжала Грейс. – Ищущие убежище должны постоянно проживать по предоставленному им адресу, в противном случае они лишатся пособия и всех остальных преимуществ.

– Но власти не узнают о подобных случаях, поскольку другие иммигранты не спешат сообщать об этом. Да и потом: София получала пособие, так же как и почтовую корреспонденцию, – перебил Рикмен.

– Возможно. А возможно, кто-то взял ее почту раньше нее и получил деньги от ее имени.

– Это действительно возможно, – согласился Рикмен со вздохом. – Почему она ушла из своего временного жилья, рискуя не получить статус беженки?

– Наркотики? – предположила Грейс.

– Мы все еще не получили токсикологическое заключение, но патологоанатом сказал, что явных следов интоксикации не было.

– Явных может и не быть, – сказала Грейс. – Люди подсаживаются на кокаин или героин чрезвычайно быстро, и поначалу признаки наркотической зависимости незаметны.

Рикмен кивнул:

– Я проверю это в первую очередь.

Он закончил есть, аккуратно положил нож и вилку. Когда он снова заговорил, Грейс почувствовала, что ему неловко, возможно, даже стыдно.

– Твоя подруга, Наталья…

– Да?

– Она по характеру своей работы должна знать людей, к тому же она сама беженка…

– Скажи, а ты не предлагал ей сотрудничать с полицией?

Рикмен кивнул. Грейс вспомнила сцену, которую устроила Наталья в кабинете в тот день, когда она упомянула Софию Хабиб.

– А ты не помнишь, как она из-за тебя разнервничалась, Джефф?

– Ну, если бы ты ей объяснила…

– Объяснила что? Что ты хочешь, чтобы она доносила на людей, которые ей доверяют?

– В твоих устах это звучит зловеще.

– А как иначе, если иммиграционный чиновник при поддержке полиции может в любое время постучать в твою дверь, даже среди ночи, и отправить тебя в тюрьму?

Рикмен отозвался скептически:

– Но ведь не без причины.

– Не ответил на письмо? Пропустил собеседование? Я не назвала бы это причиной, особенно если письма написаны на английском и, возможно, получатель ничего не понял.

– Вот поэтому им и предоставляется бесплатная юридическая помощь. За это и получают деньги солиситоры[8].

Она подняла брови.

– А если солиситор высылает предписания всего за неделю, не отвечает на их звонки и все услуги оказывает с опозданием? – Она остановилась, внимательно глядя на него. – Ты что, не знал? – спросила с удивлением.

Он пожал плечами и поднялся помочь ей с посудой:

– Я считаю, система устроена с большим к ним сочувствием.

Грейс фыркнула:

– Сочувствие! Не смеши меня!…

– Ну, будет. Я на их стороне, Грейс. Я только пытаюсь найти возможность предотвратить дальнейшее кровопролитие.

– Я знаю это, Джефф, – сказала Грейс с убеждением, – но они не верят тебе. Они даже друг другу почти никогда не верят. – Она вздохнула и продолжила: – Никак я не пойму, что заставляет человека постоянно искать различия между собой и… другими. Это начинается на спортивных площадках, а заканчивается в местах массовых расстрелов. Семья, нация, раса. Высокие понятия. Но в конечном итоге значение имеет только биохимическая реакция: совместима чья-то кровь с твоей или не совместима. Если речь идет о жизни и смерти, кого волнует, к какой расе принадлежит донор?

Рикмен нахмурился:

– Я никогда об этом так не думал. Мне кажется, что дело не в совместимости, а в возможности отождествления себя с какой-то группой – тогда не чувствуешь одиночества.

Он отлично знал это по себе: в университете он то и дело записывался в общества и спортивные команды, практически каждый курс в новые, пытаясь найти группу, в которой не чувствовал бы отторжения. В результате он почувствовал себя на месте, только когда поступил в полицию. Здесь он обрел ощущение собственной значимости и семьи. То, чего он раньше никогда не испытывал.

– Но принадлежность к одной какой-то группе, классу, расе или нации автоматически отделяет тебя от других, – признал он.

– И порождает предрассудки и представление об избранности, культивирует преданность не всегда достойным идеалам, – продолжила его мысль Грейс.

Рикмен сгреб последний кусок своего тоста в корзину и сложил тарелки в посудомоечную машину. Этот разговор вернул его к неприятным воспоминаниям об истории с пропажей крови, об истинных причинах которой он так и не мог заставить себя рассказать Грейс.

– А преданность идеалам приводит к поискам компромисса, – сказал он, зная, что говорит двусмысленно.

– В области нравственности?

Он улыбнулся:

– Ты же осуждаешь меня за осведомителей.

Грейс на улыбку не ответила.

– Мы опять вернулись к работе?