Изгой

Льюис бежал к качавшейся на воде парусной лодочке. Выглядела она впечатляюще: длиной около двух футов, лакированная, с голубым парусом. Запустивший ее мальчик был примерно одного возраста с Льюисом, и Элис с любопытством наблюдала за исполнением Льюисом ритуалов детского общения: сначала он стоял и смотрел на лодку, засунув руки в карманы, потом подошел немного ближе и снова принялся смотреть. Затем он начал бросать взгляды в сторону мальчика, которому принадлежала лодка, и который, уже заметив Льюиса, играл с ней, демонстрируя, как он ею гордится. Элис выбрала лавочку и присела на нее, тогда как мальчишки все кружили один вокруг другого, пока в конце концов не произошел контакт, закрепленный затем словами.

— Может, хочешь попробовать?

— Давай.

Был хороший день, чтобы пускать парусные лодки: волны размеренно катились в одном направлении, так что, когда они запускали лодку на одном конце пруда, она очень быстро плыла к другому берегу без каких-либо задержек в пути. Мама второго мальчика тоже следила за ними, сидя на другой лавочке, и, кроме них, вокруг никого не было. Соблюдая уже свои ритуалы, женщины обменялись взглядами, несколько раз улыбнулись друг другу, а потом сели на одну лавочку, находившуюся посередине между ними.

— Бодрящий холод.

— Просто ужасный.

— Отличная лодка.

— Это его гордость и радость. Сколько вашему мальчику?

— Одиннадцать.

— Он у вас довольно высокий для своего возраста. Полу уже двенадцать, но мы надеемся, что он еще подрастет.

Элис чувствовала себя мошенницей. Она порывалась сказать: «Я не его мать», и была уверена, что эта женщина засыплет ее всякими коварными вопросами про корь и прочие вещи, на которые она не сможет ответить. Она постоянно чувствовала себя так, будто всего лишь выдает Льюиса за своего сына, пытаясь обмануть окружающих.

Льюис поднял глаза и улыбнулся Элис, и эта улыбка была совершенно естественной, потому что ему было хорошо, и она тоже улыбнулась ему в ответ и внезапно почувствовала себя очень счастливой. Затем он снова принялся укреплять парус или делать что-то там еще, и Элис в порыве чувств неожиданно сказала:

— Они выглядят такими счастливыми, верно?

Женщина удивилась.

— Ну, сейчас ведь каникулы. Наша гувернантка уехала к своей заболевшей матери, и мы пока не нашли ей замену. Честно говоря, я просто доведена до отчаяния, но моя троица, похоже, чувствует себя прекрасно.

Элис рассмеялась.

— У нас нет гувернантки.

Внезапно она подумала, что из этого можно сделать вывод, будто они не могут себе позволить гувернантку, а сама она похожа на одну из тех безнадежных молодых мамаш с нечесаными волосами, которые все время проводят в парке со своими сыновьями, и поэтому она поспешно добавила:

— У Льюиса никогда раньше не было няни, а теперь он пошел в школу… Я хочу сказать, что я ему не родная мать, а приемная. А его мать никогда не приглашала нянь, она была… — Она чуть не сказала «эксцентричной» об Элизабет, но подумала, что это будет неправильно.

— Она умерла?

— Да, погибла в прошлом году.

— Погибла? Как это ужасно! И как же это произошло?

Элис почувствовала в этом вопросе и любопытство, и какое-то злорадное ликование, но это не имело значения. Рассказать об этом было для нее облегчением.

— Она утонула.

— Да что вы говорите!

— Да, в реке возле ее — то есть нашего — дома.

Последовал многозначительный взгляд.

— А когда же вы?..

— Я познакомилась с его отцом в прошлом ноябре.

— А она умерла?..

— Летом.

— Что ж, мужчины не в состоянии оставаться одни. А как его зовут, вашего мальчика?

— Льюис.

Элис уже жалела, что начала этот разговор. Сначала ей хотелось все рассказать, а теперь она раздумывала, как из этой ситуации выкрутиться. Ей не хотелось останавливать игру Льюиса и уводить его домой.

— А как его отец? Он часто вспоминает о своей бывшей жене?

— Нет. Он уже привык. Он почти не говорит о ней.

— Думаю, это не удивительно. Да, в семьях, конечно, бывает, погибают отцы, но чтобы мать!..

— Верно.

— А где именно вы живете?

— В Уотерфорде, графство Суррей.

— Я знаю, где это. Мы знакомы кое с кем из тех краев.

— Правда? — Это была более безопасная тема, и Элис почувствовала облегчение.

— В деревне очень трудно оставаться одной. Даже в Суррее. Как вы чувствуете себя в том обществе?

— Хорошо, все там очень доброжелательны. — Элис начинала испытывать неприязнь к этой женщине.

Послышался детский крик, и к ним подбежал Льюис. Он ступил одной ногой в воду, был виден край промокшего насквозь шерстяного носка. Из его ботинка просачивалась вода, и он смеялся. Он остановился напротив нее, словно щенок, готовый залаять, и выставил вперед ногу в мокром ботинке.

— Посмотри!

— Пустяки, — со смехом сказала Элис, очень довольная им; ей нравилось, что он смеется и думает, что ей это тоже покажется забавным.

— Льюис, не так ли? Я Марджори Данфорд-Вуд.

У Льюиса от смеха сбилось дыхание.

— Здравствуйте…

— Я очень расстроилась, услышав такое о твоей маме.