Изгой

Он опять положил ладонь ей на руку, большим пальцем на внутреннюю ее сторону, где кожа была белой и нежной, и нахмурился, пытаясь представить себе, что она должна чувствовать.

— Да, именно так, малыш, — сказала она.

Они ничего не делали; они не делали ничего такого, чего не следовало бы делать на глазах у других, но им обоим казалось, что именно так они и поступали. В этом было все. Он видел, что она чувствует то же, что и он, что она каждой клеточкой своего тела ощущает его. Толпа постепенно начала редеть, а они все продолжали сидеть, почти не разговаривая. Она взяла его руку и стала внимательно изучать ладонь, потом они сравнивали свои руки, положив их рядом, он рассматривал кольца на ее пальцах, а она рассказывала ему о других своих украшениях.

— Мне некуда идти, — неожиданно сказал он.

— Вот это кольцо очень хорошее.

— Нет, правда. Мне действительно некуда идти. Я опоздал на свой последний поезд.

— Твоя мама знает, где ты?

Его начало трясти.

— Нет.

— А она разрешает тебе шататься по городу?

— Нет.

— Ты знаешь, сколько мне лет?

Он покачал головой.

— Тогда я тебе и не скажу.

— Ладно.

— Можешь переночевать на диване в офисе, если хочешь.

Джини ушла в два, Льюис проводил ее — они вместе поднялись по лестнице и ненадолго остановились в темном дверном проеме. Это был тот самый проем, который он видел с другой стороны улицы в самом начале вечера, закрытый для окружающего и полный неизвестности.

— Хорошо, правда? — сказала она.

Было очень холодно, и она втиснулась к нему под пальто. Она смотрела на него снизу вверх, и была очень близко, как и до этого.

Он поцеловал ее. Он целовал ее очень долго, хотя на улице ее ждало такси. Джини страстно прижималась к нему, и Льюис чувствовал, как растворяется в ней, как его поглощает желание обладать ею; он готов был разорвать ее на части и при этом должен был заставить себя быть нежным. Он обнимал ее, и в нем не только горело желание, он ощущал благодарность и удачу. Он трепетал, прикасаясь к ней, она казалась ему драгоценной.

— Это так похоже на детство, — сказала она и прижалась лицом к его шее возле воротника; он почувствовал, что она улыбается, и не мог припомнить ничего более сладостного из всего, что произошло с ним в жизни.

Он не мог вспомнить, чтобы к нему вообще кто-то прикасался, не то что прижимался и обнимал, как сейчас, или как-то еще, и от этого внутри возникла боль, такая сладкая боль.

После того как она ушла, ничто больше не казалось ему удивительным или странным. Он снова спустился в бар. Джек показал ему офис и место, где он мог поспать, и это больше уже не было приключением, каким оно выглядело только что, это было просто чередой событий, которые произошли после того, как Джини ушла.

Глава 4

На следующий день Льюис вышел из клуба на улицу, залитую ярким солнечным светом, где было очень холодно. Он направился на вокзал Виктория. Было воскресенье, и он едва не опоздал на единственный в этот день поезд, так что ему пришлось бежать по опустевшей платформе и запрыгивать в вагон уже на ходу. У него было такое чувство, что он единственный пассажир и что он едет на необычном поезде, который летит сквозь морозное утро намного быстрее настоящего.

Дорога от станции была спокойной и солнечной. Здесь было холоднее, чем в Лондоне, иней еще полностью не растаял на обочинах и пятнами белел под деревьями, где солнце не успело растопить его. Везде было очень тихо, ярко светило солнце, а небо над головой было таким высоким и синим, каким он не видел его уже давно. Льюис глубоко вдохнул холодный воздух и улыбнулся, почувствовав, что жизнь переполняет его.

Кит думала, что холод в церкви является холодом смерти. Он не походил на холод на улице или где-нибудь в других местах; воздух здесь был затхлым и пах камнем, как возле могилы. Впереди, прямо перед скамьями, стояли керосиновые обогреватели на колесиках, которые не столько грели, сколько шипели. Она спрятала кисти под мышки. Чем больше людей входило внутрь, тем становилось лучше; запах духов делал воздух уже не таким, как в склепе. Органист начал играть что-то неопределенное, просто чтобы привлечь публику с улицы. Пришли Напперы, заговорили с Дики и Клэр и сели позади них.

— Как на кладбище, — прошептала Джоанна.

— Можешь меня прирезать прямо сейчас, — отозвалась Кит.

Двери закрылись, по проходу между рядами прошел викарий и повернулся к ним лицом. Джоанна сзади начала хихикать, и Кит закрыла лицо рукой, чтобы не фыркнуть.

— Нет Джилберта с Элис, — сказала Клэр, и Кит подняла глаза.

И правда: первое воскресенье пасхальных каникул, а Льюиса нет.

Льюис сошел с дороги перед поворотом, перелез через забор и, срезая путь, направился по краю леса и через сад, чтобы выйти к своему дому с тыльной стороны.

Было позднее утро. Он думал, что Элис и его отец в это время все еще в церкви. Он не знал, что им скажет, и это не очень его заботило. Ему хотелось поесть и поспать — очень простые желания.

Он вышел на лужайку и остановился. Через окно ему было видно, что в гостиной находятся его отец, Элис и полицейский в форме.