Изгой

«Тьфу ты чёрт, постоянно забываю, что он мысли читает».

— Неприлично упоминать о присутствующем в третьем лице.

— Не занудствуй. Лучше, скажи вот что, — спросил я, пользуясь тем, что Мишенька наконец-то разговорился. — чем так озабочен отец? И почему твоя смерть, лучше, чем тот факт, что ты выжил?

— Отец объявил меня своим преемником накануне инициации, — грустно вздохнул Мишенька и неожиданно взорвался. — Я не хотел! Лучше бы дядюшку назначил новым Хранителем, он и желание изъявлял. А я… а я вообще художником хотел стать… матушка поощряла…

Вроде и объяснил, но ясности не прибавилось. Каким преемником? Чего хранителем? Я только понял, что не ошибся в одном: Мишенька — маменькин сынок в классическом варианте.

Судя по всему, отец-генерал прочил отпрыску блестящую карьеру военного, а маменька потакала творческим порывам, всячески оберегая чадушко от невзгод солдатского быта и казарменного общения. Такое даже в моём мире происходит сплошь и рядом. Здесь наверняка всё сложнее. А уж со всеми этими родовыми заморочками, и вообще тёмный лес.

— А что за Совет, перед которым надо отчитываться? — осторожно спросил я.

— Совет Высших Родов, — ещё больше погрустнел Мишенька.

— И чем он так страшен?

— Судом Чистой Крови. Судить теперь меня будут. Меня, папеньку и весь наш Род.

— Судить? — удивился я, не понимая к тому причины. — Но за что?

— Не хочу обсуждать это с первым встречным, — замкнулся вдруг Мишенька. — И вообще, мне надо побыть с собою наедине.

Смешно. Особенно если учесть, что мы в одной голове. И тем не менее ощущение чужого присутствия пропало.

Я пожал плечами: как хочешь. Только я не первый встречный. И расхлёбывать это дерьмо придётся нам вместе. Хотя с подходом моего визави, скорее всего, мне одному.

Полежав так ещё минут десять, я расслабился и присоединился разумом к спящему телу.

* * *

— Мишенька, сынок, доброе утро! — разбудил меня мамин голос.

Шурша юбками, она ворвалась в мою комнату, отдёрнула шторы и распахнула окна, впуская внутрь свежесть утра, соловьиные трели и аромат сосновой хвои.

— Утро добрым не бывает, — буркнул я и накрылся с головой одеялом.

Не потому, что вставать не хотел. Просто знать, что матушка умерла и видеть её вот так в новом обличии, то ещё испытание. Должно пройти время, чтобы смириться с потерей родных. И привыкнуть к обретению новых.

— Вставай, милый, пора завтракать. Тебе нужно поскорее набраться сил!

Это да, здесь она права полностью. Силы мне очень скоро понадобятся. Хотя завтрак я представлял себе немного иначе. В комнату просеменила Аглая в прежнем наряде и поставила поднос на специальных ножках прямо на одеяло. Я даже руки вытащить не успел.

На подносе обнаружилась тарелка с бульоном, блюдце с сухариками, травяной чай в фарфоровой чашке и хрустальная розетка с брусничным вареньем.

— Это что? Вся еда? — возмутился я, готовый сожрать как минимум поросёнка.

— Это диета такая. Пётр Петрович назначил, — извиняющимся тоном объяснила маменька.

— Так пусть переназначит, ваш Пётр Петрович, — капризно потребовал я. — Не хочу суп. Хочу мяса!

Судя по всему, я верно отыгрывал обычное Мишенькино поведение. Ни у кого не возникло даже тени сомнений, что я это он. Глаза Аглаи беспокойно забегали. Маменька же, для вида нахмурив брови, принялась меня уговаривать нарочито строгим голосом:

— Не озорничайте, молодой человек. Не в вашем положении с лекарем спорить. Аглая, не слушай его. Приступай.

«Ещё не хватало, чтобы меня с ложечки кормили, как маленького», — мысленно возмутился я.

Но только открыл рот, чтобы высказаться, по зубам стукнула ложка и на язык плеснул горячий бульон. С сухариками. В принципе, для начала сойдёт. Я выхлебал всю тарелку и доел, запивая чаем, варенье в аккурат до прихода доктора.

— Как самочувствие нашего выздоравливающего? — вкатился в комнату Пётр Петрович, сияя очками, улыбкой и отблесками солнца на лысине.

— Вашими молитвами, — невежливо буркнул я, кивком отгоняя Аглаю, что утирала мне рот шитой салфеточкой.

Хорошего настроения доктора ничто не могло омрачить, и я бы непременно заразился его позитивом, если бы не случилось всё то, что случилось. Собственная смерть, перенос в другой мир, да и чужое тело, не сильно располагало к хорошим манерам.

— Ну-тес, юноша, посмотрим, — пропустил он моё замечание мимо ушей и отодвинув служанку за талию, сменил её у изголовья кровати. — Так-с, вверх посмотрите… За пальчиком, за пальчиком… да-с… язычок высунем, высунем язычок… скажем: «а-а-а-а»… Прелестно, прелестно…

Он сопровождал своё бормотание действием. Оттянул поочерёдно мне веки. Поводил перед глазами толстым, как венская сарделька, пальцем, заставил вывалить язык. Я послушно делал всё, что он говорил. Закончив с лицом, док откинул одеяло и приступил к осмотру непосредственно организма. Мял мышцы, живот, простукивал грудь, заставил сжимать его руку. В оконцовке прошёлся резиновым молоточком по всем суставам и остался доволен рефлексами.