Изгои

– Знаю, – сказал я. – Да и ты, – добавил я, хорошенько все обдумав, – ни на кого из банды не похож. Я ни Смешинке, ни Стиву, ни даже Дэрри не смог бы рассказать про облака, закаты и это вот все. При них я бы и стих этот не вспомнил. В общем, они бы меня просто не поняли. А вот вы с Газом понимаете. Ну и, может еще Черри Баланс.

Джонни пожал плечами.

– Нуда, – вздохнул он. – Похоже, мы от них отличаемся.

– Да ну брось, – сказал я, пустив идеальное колечко дыма, – может, это они отличаются от нас.

На пятый день мне так осточертела колбаса, что меня от одного взгляда на нее мутило. Шоколадные батончики мы съели в первые два дня. Я умирал – хотел пепси. Меня, пожалуй, можно назвать пепси-наркоманом. Я ее хлебаю ведрами, пять дней без пепси – и я чуть не помер. Джонни пообещал, что купит, когда у нас припасы кончатся и придется опять идти за едой, но тогда мне это никак не помогло. И курил я больше обычного – наверное, от нечего делать, – хоть Джонни и говорил, что мне плохо сделается, если я столько выкурю. Насчет сигарет мы следили – начнись тут пожар, и старая церковь, считай, пропала.

За пять дней я дочитал в «Унесенных ветром» до того места, когда Шерман осадил Атланту, проиграл Джонни в покер сто пятьдесят баксов, выкурил две пачки «Кэмела», после чего, как и предсказывал Джонни, мне поплохело. Я весь день ничего не ел, а на пустой желудок курить паршиво.

Я свернулся калачиком в углу, чтобы проспаться от курева. Я уже засыпал, когда услышал – как будто где-то вдалеке – тихий протяжный свист, оборвавшийся на резкой высокой ноте. Я и внимания не обратил – клевал носом, хотя Джонни незачем было так свистеть. Он сидел на ступеньках возле задней двери и пытался читать «Унесенных ветром». Я уж было решил даже, что весь мир мне приснился, а на самом деле его и не было, были только бутерброды с колбасой, гражданская война, старая церковь и туман в долине. Мне казалось, будто я всегда жил в церкви, или, может, жил во время гражданской войны, а потом каким-то образом перенесся в эту церковь. Это, чтоб вы понимали, до чего у меня безумное воображение. Кто-то потыкал меня ногой под ребра.

– Ох, ничего себе, – раздался грубый, но знакомый голос, – да с такими волосами его и не узнать.

Я перевернулся, сел, зевая и потирая глаза. И вдруг заморгал:

– Далли! Привет!

– Привет, Понибой! – он рассмеялся, глядя на меня сверху вниз. – Или тебя Спящей Красавицей теперь звать?

Вот уж не думал, что когда-нибудь обрадуюсь Далли Уинстону, но сейчас Далли значил для меня только одно – контакт с внешним миром. И мир этот вдруг стал живым и осязаемым.

– Как Газ? Копы нас ищут? А Дэрри в порядке? А ребята знают, где мы? Что…

– Притормози-ка, парень, – перебил меня Далли. – Я на все разом не могу отвечать. А вы не хотите ли сначала чего-нибудь поесть? Я не завтракал и умираю с голоду.

– Это ты-то умираешь с голоду? – от возмущения у Джонни даже голос начал срываться.

Я сразу колбасу вспомнил.

– А нам можно уже отсюда? – нетерпеливо спросил я.

– Ага. – Далли похлопал себя по карману, но сигарет там не оказалось. – Есть раковые палочки, Джонни-кекс?

Джонни кинул ему пачку.

– Фараоны вас тут искать не станут, – сказал Далли закуривая. – Они думают, вы в Техас подались. Я у Бака «Ти-Бёрд» одолжил, оставил его внизу, возле дороги. Черт, ребятки, вы тут ели хоть что-нибудь?

Джонни удивился:

– Ну да. А с чего ты взял, что мы ничего не ели?

Далли покачал головой.

– Вы оба бледные, и оба исхудали. На солнышко потом почаще выходите. А то кажется, будто вас тут пытали.

Я открыл было рот, чтоб сказать: «На себя посмотри!», но решил не связываться. Далли не помешало бы побриться – подбородок у него зарос белесой щетиной, – и казалось, что это он всю неделю спал не раздеваясь, а не мы. Я знал, что иногда он мог месяцами не бриться. Но с Далли Уинстоном умничать не стоило – себе дороже.

– Кстати, Понибой, – он вытащил из заднего кармана листок бумаги, – тебе письмо.

– Письмо? От кого?

– Ну конечно, от президента, балбес. От Газа.

– От Газа? – растерянно переспросил я. – Но откуда он знает?..

– Пару дней назад он зашел за чем-то к Баку и нашел твою фуфайку. Я ему сказал, что не знаю, где ты, но он мне не поверил. Дал мне письмо и еще ползарплаты своей, сказал, чтоб я тебе отдал. Эх, парень, видел бы ты Дэрри. Вот кому тяжело приходится…

Но я уже не слушал его. Я привалился к стене и начал читать: