Изгои Интермундуса (СИ)

– …согласен, лес у вас жуткий, – слышу я обрывок фразы на подходе к залу.

– Он заколдованный, – голос, ответивший Киру, заставляет замереть, – к закату лес погружается в сон, потому ночные прогулки могут показаться неуютными.

– Сон? Ну, так это…

– Дея! – ни на секунду не задумываясь, заключаю вставшую с дивана девушку в объятия. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Все хорошо, – тихо шепчет она, не поднимая глаз и не отстраняясь.

Это немного тревожит, но ее мысли мне не доступны из-за преграды: только и могу, что чувствовать легкую грусть девушки и не знать причину.

– Славно, – нехотя разжимаю объятия и сажусь на диван.

– Раз мы все в порядке, – начинает Маша, – может, сейчас поговорим о том, что происходит и почему?

– Конечно, – отвечаю я с легкой ухмылкой, зная, что после моих следующих слов их энтузиазм сдуется, словно дырявый воздушный шарик, – только, сперва вы подкрепитесь и переоденетесь.

– А что не так с нашей одеждой? – возмущается она, вернув съехавшие с носа очки на место.

Наклонив голову к левому плечу, испытывающее смотрю в ее карие глаза, с надеждой, что она сама догадается, почему сценические костюмы Чацкого и Софьи из «Горя от Ума» не то, в чем можно появляться на людях, в особенности, когда весь Интермундус ищет нас.

– Ах, это…

– Вторая комната, налево, – предвосхищаю вопрос Синицыной. – Можете там переодеться, вещи – в шкафу.

Кивнув, ребята выходят из комнаты почти в гробовом молчании. Но стоит им только выйти в коридор, до меня доносится приглушенное перешептывание.

– Эй! – вздрагиваю я, почувствовав, как пальцы Деи скользнули под мою рубашку. – Что ты делаешь?

– Хочу посмотреть, как твоя рана, – будничным тоном отвечает она, потянув ткань вверх, – подними руки.

– Не надо, – отстраняюсь, но, увидев, как она обиженно нахмурилась и отвернулась, уступаю. – Я сам.

Справившись с рубашкой и сняв повязку, но не без труда: видимо, рана опять открылась из-за частых перемещений – поворачиваюсь спиной к Дее, чтобы она смогла осмотреть рану.

– Жить буду? – нервно сглатываю, чувствуя нежные пальцы на своей коже.

– Удивительно… – задумчиво протягивает Дея, водя кончиком указательного пальца по краям раны, – стоит мне прикоснуться, и порез начинает затягиваться…

Пожимаю плечами: не хватало еще, чтобы меня выдал дрожащий голос.

– Нужно чем-то промыть рану… – начинает Дея, вставая.

Взмах руки – и на столике появляется все необходимое: не хочется, чтобы она уходила. Закрыв глаза, отдаюсь прикосновениям, что, облегчая боль не хуже целительного бальзама из Зеленой Рощи, взамен дарят тепло и покой, подобно.

– Повернись, – велит Дея.

Подчиняюсь и попадаю в капкан колдовских сине-зеленых глаз, притягивающих подобно магниту, звездному небу, огню… Осторожно касаюсь ладонью ее лица, желая убедиться, что она не иллюзия, призрак из прошлого. Дея начинает дышать учащеннее, чуть поддавшись вперед. Провожу большим пальцем по ее нижней губе, наклонившись так, чтобы наши лбы соприкоснулись…

Забавно, я до сих пор медлю в такие моменты. Как и в первый раз...

Я залез на поперечную подпорку крыши, намереваясь напугать Глинда. И был уверен, что этот себялюбивый тип пойдет именно в конюшню, рассказать конюху байку о том, как он оседлал черного кугуара, ведь другие ему не верили. Глиндр вообще был из тех, кто любит лесть. Но получал он ее только от Азэр, смотрящей ему в рот, или же от слуг. Азэр не приехала, поэтому Акватикус переключился на королевского конюха.

Но, вопреки ожиданиям, в конюшню залетела девушка, которую я избегал почти год. Но все равно, так и не смог убедить себя в незначительности моих чувств и в необходимости слушаться долга, что твердит не прыгать в этот омут.

Даже не задумываясь, спрыгнул вниз, чтобы остановить ее, если она попытается убежать.

– Привет, – коротко бросил я, не в силах заглянуть ей в глаза и увидеть в них разочарование.

– Я пойду, – тихо проронила Дея и развернулась.

– Стой! – схватил за руку и, попав в плен ее обманчиво голубых глаз, не смог больше придумывать себе оправдания. Я жутко скучал.