Ни тогда, ни после – когда я уже была готова отправиться с Теоном хоть на край света – я не могла понять ее слов. Как можно отпустить любимого человека? Разве от этого не будем больно обоим? В то время я бы ни за что не отпустила его руку.
Но сейчас, зная, что меня собираются казнить, я готова это сделать. Готова отпустить его, лишь бы он жил счастливо, хоть и без меня. Попытаюсь уговорить его не препятствовать тому, что должно произойти, иначе он тоже попадет на плаху вместе со мной. Совсем не хочется умирать, но если другого выхода нет, я не потяну в этот омут своего возлюбленного.
Забавно, когда я была во власти ложных воспоминаний, забыв, что люблю своего спутника всем сердцем, я никак не могла отпустить его. Только сейчас, не мысля свою жизнь без Теона, я готова расстаться с ним, чтобы искупить причиненные страдания. Жалость, призрение к самой себе и боль накатывают волнами все сильнее и сильнее, и я позволяю этим чувствам выйти наружу сквозь слезы.
Тут я слышу чьи-то шаги. Судя по тяжелому отзвуку, создаваемому стучащими по полу каблуками – это мужчина. Я не шевелюсь и не открываю глаза, стараясь унять рвущиеся из меня слезы. Когда посетитель темницы останавливается у моей камеры, я подаю голос, не отрывая глаз от дохлой крысы, лежащей у решетки, как раз там, где остановились два черных сапога.
– Передайте ему, что я не стану сопротивляться, если он… – искренне надеюсь, что этот человек услышит и поймет мои слова, и не придется повторять их снова.
– Вот, Хэдин, бездельник! – притворно-недовольный голос обладателя сапог отскакивает от влажных каменных стен: резко вскидываю голову, чтобы убедиться в своей догадке. – Просил же отнести пленнице еду!
– Т-теон? – тихо шепчу, не веря своим глазам и ушам.
Но это не иллюзия или морталис-тень, это он – живой и здоровый. Единственное, что меня в нем настораживает – это беззаботное выражение лица, которое в последние 300 лет появлялось крайне редко, и что совершенно не соответствует сложившейся ситуации.
– Что ты там бормочешь? Если хочешь что-то сказать, то подойди ближе, – одно манящее движение пальцами, и я, резко вскочив, кидаюсь к решетке.
Но ноги меня подводят: споткнувшись о выступающую каменную плитку, падаю на пол, больно ударившись лбом о железный прут. Перед глазами мелькают разноцветными круги, и я осторожно сажусь на пол, стараясь не делать резких движений.
– Осторожнее, – советует Теон. – Будет бессмысленно, если ты свернешь себе шею до церемонии Очищения.
– Церемонии? – переспрашиваю, пытаясь сосредоточиться на его лице, которое расплывается перед глазами. – Тебе о ней что-то известно?
– Да, – кивает Теон: ядовитая усмешка разрезает лицо. – И, как я понимаю, ты имеешь о ней неправильное представление.
– Я не знаю, что тебе сказал Изокрейтс, но ему нужна моя смерть, чтобы заполучить силу, – встаю на ноги и дрожащей рукой тянусь к Теону сквозь решетку: мне хочется с помощью прикосновения узнать, что он чувствует. – Послушай, я…
– Как низко, – спокойно отвечает Теон, отойдя на шаг назад, чтобы я не смогла дотянуться до него. – Ты обвиняешь других, но виновата ты сама. Твоя самовлюбленность стоила жизни дорогих мне людей. Из-за тебя мне пришлось 300 лет скитаться в мире людей, прислуживать им, чтобы прокормить себя и…
Губы Теона передергивает от отвращения, а от его презрительного взгляда мои колени начинают дрожать, и я опускаюсь обратно на холодный каменный пол.
– Да, я виновата, – признаюсь я. – Но и мой дядя приложил к этому руку!
– Хватит! – кричит Теон: а я невольно зажмуриваюсь от страха. – Сегодня ты за все ответишь. Только твоя смерть поможет вернуть все на свои места.
Развернувшись на каблуках, Теон идет прочь. С каждым его шагом мое сердце сжимается все больнее и больнее, но я не могу найти в себе силы окликнуть его.
– Прости меня, – одними губами шепчу я.
На мгновение показалось, что шаги затихли, и он остановился, но нет: через секунду стена, закрывающая вход в подземелье, встает на место.