Меня будит манящий запах чего-то сладкого и жаренного. Подтянувшись и на ходу накинув халат, направляюсь на кухню.
– Сегодня масленица? – сонно спрашиваю я парня, стоящего у сковороды. – Можно мн...
Слова застревают в горле, как только замечаю форму пухлых блинов, составляющих гору на большой черной тарелке. Такое трудно не заменить: все блины сплошь... сердечки.
– Масленица весной, – бросает Теон, так и не повернувшись, – из-за шкварчащей сковородки не могу разобрать тон его голоса, одно ясно точно – он не злиться, по крайней мере, не настолько, чтобы придушить за один блин. – Это завтрак, кушай, – и тут он разворачивается: от выражения его лица я давлюсь злосчастным куском.
Он улыбается. У-Л-Ы-Б-А-Е-Т-С-Я. Надо же. Искренне, без яда, сарказма и даже не зловеще. От такой улыбки станет тепло даже в -30...
– А у тебя хорошее настроение..., – замечаю я. – У тебя...
Еще раз посмотрев на форму блинчиков, я выстреливаю наугад и...:
– появилась девушка...?
– Да-а, – растягивает слово, продолжая улыбаться.
...попадаю.
Мне становится неловко, да и вся ситуация – пышные блинчики-сердечки и кардинальная смена настроения Теона – вызывает странное чувство легкого недоверия. А вдруг это уловка, а в блинах мышьяк? Ну, или... слабительное. Кусок застревает в горле, и я его еле проглатываю – подобные мысли совсем не способствуют аппетиту. Но поесть надо, и я, не особо горя желанием, домучиваю блин, встаю и отворачиваюсь к холодильнику у стены. Но не спешу уходить. Надо же поблагодарить, наверное...
– Спа..., – решаю сделать это на ходу, и уже делаю шаг через планку, условно разделяющую зал и кухню, как путь мне преграждает рука.
Поворачиваюсь, и от неожиданности, что лицо Теона оказывается так близко, отступаю назад, натыкаясь спиной на холодильник. Его рука упирается в дверцу. Рядом с билетами на «П.А.С.». Сердце начинает судорожно колотиться от страха. Он в последнее время часто злится. Может, ему не нравится, что я встречаюсь с обычным человеком? Он ведь из высокородной семьи. Среди Кланов Семи были и такие, что обычных людей считали хуже грязи.
Отступлению в обход справа мешает вторая рука. Теон наклоняется – я зажмуриваюсь. Ну вот... Сейчас задушит или ткнет в глаз вилкой... Добром это явно не закончится...
– Куда собралась, – тон, почти сахарный, пугает еще больше, – а посуда?
– П-потом, – заикаясь, выбегаю из кухни.
Мешанина мыслей в голове вызывает панику. Я такого напридумывала, решив, что Теон задумал пакость, прямо чуть в обморок там не упала... А что же будет на свидании? Наговорю Киру какой-нибудь чепухи, и он решит, что мой поезд прибыл на станцию «Здравствуй, сумасшествие!»
Мрак... Чтобы окончательно не утонуть в безднах волнения, пытаюсь уцепиться за что-то постороннее, не связанное с сегодняшним вечером. В голове всплывает неуверенное «д-да» моего соседа на вопрос, появилась ли у него девушка. Поэтому остальное время дня – попутно готовясь к свиданию – я пытаюсь представить какая она, ЕГО девушка. Перебрав все варианты, включая девочек из 11А, я бросаю это бесполезное и провальное занятие. Абсолютно нет никаких предположений, кому мог понравиться такой резкий парень. Хотя... он может быть вполне ничего, если захочет.