– Почему ты слушаешься Сандра? Противный Сандр! – стало обидно, что Лео не хочет брать меня с собой, на глаза сами собой навернулись слезы, а губы задрожали.
– Да послушай же, Дея, – Лео наклонился заглянуть мне в глаза, – ты еще маленькая, тебе нельзя туда.
– Можно. И я не маленькая! Мне уже восемь! – притопнув ногой, гордо вздернула нос.
– А я говорю – нельзя! – Лео не хотел уступать.
– Ты же обещал покормить со мной маврофтеров [μαύρο φτερό (греч. «черное крыло»)]... – подняла брови и жалостливо посмотрела на него. – Ты ведь сам всегда говоришь, что тому, кто нарушает обещания...
– Ладно... – перебил Лео, сдаваясь, – только не отходи от меня.
Я радостно схватила его за руку, и мы вместе стали взбираться вверх по склону. На самом верху нас встретила кучка ребят. Пару из них – Глиндра, Сандра и Одайона – я знала, а других видела впервые. Сандр хмуро на меня посмотрел:
– Лео, а в вашей семье, что, Septimus Sensu образовывается в 12 лет?
– С чего это? – вызывающе ответил Леофвайн, выпятив подбородок.
– А с того, что у нас запрет на девчонок... – пробубнил Глиндр.
– А я расскажу Азер, и она тебя побьет за такие слова, – пригрозила я, на что Глинд покраснел как помидор.
– Не припутывай меня к ней, малявка!
– Успокойся, Глинд, – сказал Лео, встав между нами.
– Замолчал бы ты! Вечно ты заступаешься за эту мелюзгу, – вместо ответа мой защитник с силой пихнул Глинда, и тот упал на землю.
Не успела я опомниться, как мальчики уже кубарем катались по земле, вцепившись друг в друга.
– Ребята... – взмолился Сандр, – хватит валять дурака. Из-за вас мы можем не успеть, и Трещина исчезнет.
– Трещина? – обратилась я к Одайону, спокойно стоявшему в сторонке и смотревшему, как Сандр разнимает дерущихся.
– Трещина, через которую видно Исток, – пояснил тот.
– А-а-а-а... – протянула в ответ. Я мало знала об Истоке, но идея взглянуть на него через Трещину звучала здорово.
– Все, ребята, пошли! – велел Сандр, удерживая Глиндра, ставшего обладателем большого фингала под глазом. – А Леофвайн с Малявкой останутся здесь и сплетут друг другу венки из голубых матрикарий [матрикария (лат. matricaria) – ромашка].
– Больно надо! – крикнул им вслед Лео, ладонью смазав кровь на подбородке.
– Лео, твоя губа...! – воскликнула я.
– Пустяки, – буркнул он, видимо, все еще злился на ребят, или же на меня...
– Прости, Лео, я… я все испортила... – голос дрогнул, а к горлу подкатил комок: слезы так и просились наружу
– Я же сказал – это пустяки, – улыбнулся он, скривившись от боли.