– Да и не сильно мы его и били, – из глубины ночлежки прозвучал еще один бубнящий мужской голос, который принялся оправдываться перед каргой. – И вообще… – что он еще хотел добавить, я уже не услышал, потому что раздался грохот, и все обитатели разом замолчали.
Меня, в который уже раз, схватили за плечо, переворачивая на спину, и в глаза ударил яркий свет. Проморгавшись, я с удивлением увидел склонившегося надо мной имперского гвардейца, в форме очень похожей на ту, в которой в мой дом пришли убийцы. Только тактический шлем этого гвардейца был украшен традиционными японскими рогами, выкрашенным в красный цвет. Повернувшись куда-то в сторону, гвардеец громко и внятно произнес.
– Он здесь, Оми-сан. Вот этот произвел всплеск.
– То, что он принадлежит к
– Да, Оми-сан, – гвардеец наклонил голову, обозначая поклон. Ах, да, здесь принято кланяться через слово – это всего лишь признак вежливости, ну как в Американской империи, к примеру, в штору не сморкаться, а у нас при обращении с просьбой, говорить «пожалуйста». – Он принадлежит Оши.
– Надо же, – губы Оми скривились в презрительной усмешке. – Святые Оши тоже, как оказалось, не прочь иной раз развлечься. Но использовать шлюх из
– Забирайте его, я не могу больше находиться там, где воняет хуже отхожего места в моем доме. Хотя, у меня отхожее место не воняет, мои слуги прекрасно знают, в чем состоит их долг.
Еще раз бросив на меня презрительный взгляд, самурай повернулся, чтобы выйти, но тут его остановил первый гвардеец.
– Прошу прощения, Оми-сан, но мальчишку сильно избили. Боюсь, он не сможет идти самостоятельно. Я вообще удивляюсь, почему он все еще жив.
– Что-о-о? – Оми развернулся, и я увидел, как у него дернулась щека. Похоже, что осматривающий меня гвардеец применил ко мне что-то обезболивающее, во всяком случае, я мог наблюдать за происходящим, а не плавать в океане боли. – Кто владелец этой вонючей дыры?
– Я, господин, – старуха выползла вперед, не разгибаясь из глубокого поклона.
– Ты что же никогда не слышала про указ императора Мэйдзи, да будут благословенны к нему духи, что любого, кто произвел магическое действие вне клана, забирает Центр контроля внеклановых магов? Отвечай! – он так рявкнул, что даже я едва не подскочил на кровати и тут же не склонился в нижайшем поклоне.
– Я говорила им, что нельзя бить сильно, я говорила… – залепетала старуха. – Но мальчишка сильно повредил мою ночлежку своим всплеском. Он убил Акиру этим своим смерчем, а Хиро…
Я даже не заметил, как он вынул меч. Одно неуловимое взгляду движение, и голова старухи покатилась по земляному полу. Тело еще с полминуты стояло, фонтанируя кровью, а потом рухнуло на пол.
Я смотрел, не мигая, на тело, не понимая откуда в человеке может быть столько крови, которая все еще истекала на пол угасающими толчками. Потом только до меня начало доходить, что именно сделал Оми-сан, но никаких чувств к этой ведьме, точнее к тому, что от нее осталось у меня не было. Раздались крики ужаса, которые тут же стихли, стоило Оми снова открыть рот.
– Ватанабэ, возьми его, и уходим, эту вонючую дыру сжечь, – коротко приказал Оми и направился к выходу.
– Но, Оми-сан, здесь находится почти два десятка человек, – попытался достучаться до самурая гвардеец, довольно бережно поднимающий меня на руки.
– Они не люди, Ватанабэ. Они –
Ватанабэ, держащий меня на руках, покачал головой и пошел вслед за своим командиром. Больше он не делал попыток как-то помочь этим людям. Учитывая, что они пытались меня совсем недавно убить, а старуха и вовсе планировала продать как какую-то вещь, мне их жалко не было.
Нас даже не пытались задержать, обитатели ночлежки жались к стенам, и, когда мы подошли к двери, я понял почему. По обе стороны проема стояли четыре гвардейца в полной броне и деловито настраивали портативные огнеметы.
Приказ командира был отдан, и подчиненные готовились его выполнить – все просто. Кто, когда считал
Я закрыл глаза. Как бы я не относился к этим людям, но видеть их страдания мне не хотелось. Хватит с меня и старухи, которой с такой легкостью башку снесли.
Ватанабэ вышел на улицу. Я это понял по обрушившемуся на меня свежему воздуху. До этого момента я даже не представлял, насколько в ночлежке спертый воздух. Оми нигде видно не было.