Изгоняющий бесов. Трилогия

— А ля гер ком а ля гер. Короче, гаси там всех, Тео!

— Будем считать оба ваших пожелания нашим общим планом действия. Я пошёл?

Выложить на стол разряженный револьвер, оставить за пазухой чёрное перо, достать карту оранжевого беса и щёлкнуть по ней ногтем. На всё про всё меньше полминуты.

В белом коридоре Системы не было никого. Я позволил доберману деликатно постучать в дверь лапой.

— Здравствуйте, мы вот пришли…

За компьютерным столом сидела Марта, всё ещё в том же камуфляже. По её щекам бежали крупные слёзы, а губы прыгали.

— Господи, что с вами? Мы не хотели вас обидеть, просто пришли уточнить пару вопросов. Начальство чем-то недовольно? Мы зря завалили чёрта? Я вас обидел? Гесс не туда лизнул?

Мне в голову полетела авторучка, степлер, линейка и сотовый телефон. Всё мимо. Кидаться она никогда не умела.

— Обижаешь собаченьку и Тео, а он хороший, он тебя любит, — подал голос мой пёс.

— Марта, простите, — поддержал я её, а не его. — Мы… мы, наверное, дураки. Просто возникла такая ситуация, я хотел сказать, должен был сказать, вы мне очень…

— Я знаю. — Она хлюпнула носом. — И я тебе скажу, потому что ты мне тоже…

— Нравлюсь?

— Да, а что такого? Нельзя?!

— А собаченька?

— Заткнись, — дружно рявкнули мы на прижавшего уши Гесса.

Он прикрыл нос лапами и затих.

— Но ты должен знать, что мне… что я… Ох!

Рыжая красавица шумно выдохнула, встала, опустила голову, расправив плечи, а потом из-за её спины взметнулись короткие белые крылья…

P.S.

— Дома никого нет.

— Я вижу.

— А где отец Пафнутий? Почему он ушёл, зачем он нас бросил? Где Анчутка? Беса нет, вкусняшек нет, где моя миска? Стоп!

— Что? — Я невольно сбился с шага. Доберман опустил нос к полу, дважды шумно втянул ноздрями воздух, а потом вдруг резко бросился в угол моей комнаты. Я метнулся следом. Из-под моей кровати торчали чужие ноги…

— Анчутка?!

Мы вдвоём вытянули избитого в мясо безрогого беса. Греческий нос набок, зубы выбиты, глаз заплыл, второй едва смотрит, волосы на висках вырваны с корнем. Господи боже ты мой…

— Черти-и… они забрали-и…

Моё сердце похолодело.

— Они забрали отца… отца Пафнутия.

Декарт мне в печень!

2. Орден бесогонов

…И на какое-то время у меня остановилось сердце.

Наверное, на минуту, не меньше; в наступившей тишине раздавалось сопение изумлённого Гесса, бодрый стук его сердца, слабенькое прерывистое сердцебиение искалеченного Анчутки, а третье сердце не стучало. Видимо, это моё.

Страшные слова безрогого брюнета превратили тёплый живой комок в моей груди в некое подобие заледеневшего голубя. На разбитых губах Анчутки пузырилась кровь…

— Выскочили из ниоткуда, я попытался… — Каждое слово, каждый выдох давались ему с трудом. — Они забрали отца Пафнутия, он их не…

Я не спрашивал кто. Мы все это знали.

Полиция могла забрать, но полицейские не стали бы избивать домашнего беса. Бабы или просто сельчане могли прийти, наораться, затребовать своё и тоже забрать с собой, но не батюшку. А вот как раз наоборот, Анчутку! И тогда нашего красавчика просто бы разыграли по жребию в карты сугубо ради плотских утех. Почему нет, и в современных сёлах бывают простые нравы…

Мелкие или даже крупные бесы нипочём бы не смогли справиться ни с отцом Пафнутием, ни с нашим нечистым поваром, а уж с их боевым тандемом тем более. Значит, это были…

— Куда пошли черти?

— На… на площадь, — слабо прошептал Анчутка. — Казали, що там… там ось вже и… и расстреляють як сепаря на майдани.

— Давно?

— Цвай минутен.

— Гесс, за мной!

Уже на пороге я обернулся и спросил:

— А ты почему за него вступился? Вроде не обязан.

— Пошёл к чёрту…

— Туда и собираюсь, Декарт мне в печень!

Теперь, возможно, стоит на минуточку вернуться к законам жанра. Сейчас их мало кто соблюдает, но я воспитан в высоких традициях литературы и мировой философии, поэтому для начала позвольте хотя бы представиться: Фёдор Фролов.

Бывший гот, бывший философ, бывший военный. Нет, не профессиональный, но успел отметиться на службе в армии и снайпером в горячих точках. Ушёл после первого же ранения, чего не стыжусь: война грязное дело, и не с моими интеллигентскими иллюзиями лезть в неё с головой.

Судьба-индейка, по выражению романтических литературных героев начала девятнадцатого века, отправила меня в почти забытое советской властью (да и нынешней, российской, редко вспоминаемое) село Пияла в холодной Архангельской губернии, где я был принят скромным послушником в Воскресенский храм и поселён в доме местного священника отца Пафнутия.

Вот он-то как раз бывший кадровый офицер, Герой России, участник четырёх войн, мужик с секретом, удивительным добродушием и такими сплошными тайнами, что ни боже мой лезть к нему в душу, даже если очень и очень хочется. У меня хватило мозгов и такта.