Изгоняющий бесов. Трилогия

Хотя иногда мне казалось, что уж ей-то точно не стоит пренебрегать такими средствами защиты. Когда ты в наморднике, никто и не пристаёт, верно же?

А примерно через пару часов после обеда мы вчетвером уже тряслись по обледенелым ухабам в армейском «бобике»: рядом с водителем батюшка, он мужчина крупный, на заднем сиденье Даша, Гесс, я. Как понимаю, выступление с демонстрацией должно было начаться в шестнадцать часов, потому что в восемнадцать уже темень. Людям поздно домой расходиться.

Ехать пришлось вроде и недалеко, но не каждый водила решится туда пилить, местечко ещё дальше от цивилизации и ближе к дикой природе. Кстати, один этот момент уже должен был бы настораживать: цирковые или эстрадные артисты не любят выступать в заднице мира. Там и публику не соберёшь, и гостиниц нет, и гонорары копеечные, а располневшие фанатки постпенсионного возраста как раз таки есть, короче, во всех смыслах себе же хуже.

Дорожные разговоры не клеились. Отец Пафнутий терпеливо выслушивал шофёрские байки о том, как зажила бы Архангельская область при нём, при шофёре-губернаторе. Седая внучка играла на айфоне, связь у нас берёт не очень и не везде, но закачанными программами вполне можно пользоваться. Нам с короткохвостым напарником в ушанке и телогрейке оставалось разве что перемигиваться, говорить при посторонних не решались ни я, ни он.

За машинным окном снега, позёмка, хмурый лес и серое, как олово, небо с размазанными линиями свинцовых облаков. Весь пейзаж в цветовой гамме от почти белого до едва ли не чёрного. Не пятьдесят, а сто пятьдесят оттенков серого, если кому-нибудь так уж жутко интересно.

Как-то раз в институте нам озвучивали теорию, согласно которой среднестатистический читатель желает видеть в любом литературном произведении до пятнадцати — двадцати процентов описания пейзажа. Это традиции Пушкина, Лермонтова, Толстого, Куприна, но, к примеру, тот же Тургенев, Пришвин, Бунин или Чехов в «Степи» могли углубиться в созерцание природы и на все пятьдесят — восемьдесят. Тут уже, как говорится, всё зависит от поставленной творческой задачи.

Так вот со скуки я вдруг задумался: а насколько интересно описание северных красот в сравнении с головокружительными приключениями бесогонов? Так ли уж важен тот дуб, глядя на который князь Андрей чего-то там подумал? Надо ли мне описать вон ту горбатую сосну, уверяя читателя, что именно она открыла для меня новый, истинный смысл жизни?

В высокой русской литературе вообще принято глаголы заменять прилагательными, действия героев — созерцанием пейзажей, удар кулаком — мыслями о последствиях. Так, если на Западе говорят «молиться или рубиться?», то у нас герой должен выбирать из триады «молиться — рубиться — страдать от невозможности принять решение». Бесы быстро отучили меня от последнего.

К чему это я? К тому, что все писатели врут, и я не исключение.

На этом моменте, хвала Сократу, Декарту, Фрейду и иным присноупоминаемым мною философам, мы наконец-то приехали. Замелькали сараи, заборы, домишки, дорога вывела нас на главную и единственную улицу, где у здания полуразвалившегося Дома культуры висело нарисованное размытой гуашью объявление:

«Только сегодня! Всего один день! Проездом из Санкт-Петербурга в Стокгольм и Хельсинки даёт короткий, но полноценный концерт всемирно известный фокусник и великий иллюзионист — господин Маграх!

Ученик великого Барнума, лауреат Нобелевской премии за „познание запредельного“, член международного жюри „Фантом Халк Рашен привет-медвед Лимитед 2017“, тайный наставник братьев Сафроновых, личный советник Собчак, звездочёт и составитель гороскопа Президента РФ, а также могучий заступник всея Руси пред врази ея вольныя и невольныя!

Поверьте в чудеса за смешные деньги!

Входной билет: от одного рубля и до одного куриного яичка. Это недорого.

Мы всегда ждём вас, хотим, любим и будем!»

Кажется, примерно так или очень похоже писались цирковые и театральные афишки в конце девятнадцатого века. Поправьте меня, если нет.

Честно говоря, не знаю, кому как, но я, например, сразу проверил, не выпал ли из кармана револьвер с серебряными пулями от тряски в машине, отец Пафнутий прочёл охранную от искушения молитву (ну то есть он просил Господа не дать ему силы руки распускать!), а его весёлая внучка вообще чуть от хохота в сугроб не села. Гесс с рычанием выволок её за воротник.