Ещё шестеро рогатых последовали его примеру, окружая нас. Остальная кодла выше метра не росла, но, как вы догадались, для раскатывания нас двоих тонким слоем по снегу их по-любому было более чем достаточно.
Звать на помощь некого, отец Пафнутий спит до семи утра и всегда встаёт сам, минута в минуту, без будильника, военная косточка. Но до этих самых семи часов на нём можно гвозди выпрямлять или узоры выжигать с тиснением на коже — нипочём не встанет.
Красавчик Анчутка если и услышит шум драки, то всё равно против своих не пойдёт, он сам предупреждал. Есть робкая надежда, что добрая и заботливая Марта каким-то образом всё узнает, а потом быстренько пришлёт нам на помощь того мушкетёрского бесогона из Питера, или хотя бы двух ребят в форме НКВД, или…
— За ВДВ? — тихо предложил мой храбрый пёс.
— За тебя, — сурово кивнул я и, размахнувшись, со всей дури рявкнул: — Это моя собака! Поубиваю на хрен, фашисты сутулые!
Первый же бес, принявший это за шутку, получил деревянной лопатой по морде так, что и то и другое треснуло. После чего они с воем пошли в атаку. Держитесь, гады! Но тут…
— Что за шухер на моей хате, обурели, амигос? — Мягкий, вкрадчивый и даже чуточку изумлённый голос безрогого красавчика мгновенно остановил нападающих.
Бесы замерли, оскалив нечищеные зубы и выставив грязные когти без маникюра. За баню вальяжной походкой шагнул Анчутка.
— Миль пардон, панове! Екскьюз муа, товарищи! Дас ист майне шульд, господа хорошие! Я дико извиняюсь, но чем это вы тут намерены заняться на моей территории?
— Бесогонов бить будем, — храбро пискнул какой-то не очень умный бес, тут же получивший с разворота кулаком в ухо.
— Повторю для тупых, невнимательных и необразованных. Камрады, это моя земля, мой хауз, мои людишки и скотина домашняя тоже моя. Кто тут смеет, не спросясь, хайло разевать?
— Это ж… Тео и Гесс, известные бесобои, — отступив на шаг, оправилось рогатое воинство. — Полчаса до рассвета, имеем полное право, чё такого-то, ась?
— Хренась! — грозно взвился Анчутка, расправляя плечи, в такой ярости я его ещё никогда не видел. — Это моё! Моё, а не чьё-то, не ваше, не по приколу, не по римскому праву, не по декларации США, уно кретино мамо идиото?! Моё!!!
После чего началась драка.
Мы с Гессом, естественно, полезли было помочь, но одного пылающего взгляда нашего беса оказалось достаточно, чтобы мы в обнимку прижались к стене бани и не дрыгались.
Как он их бил! О, это надо было видеть…
Бесы летели на два метра против ветра, вставали и снова лезли на нашего красавчика толпой, они плевались, ругались, подкатывались ему под ноги, они бодали его рогами и кусали за пятки, но Анчутка был воистину великолепен!
Он выбивал зубы, откусывал или отрывал хвосты, сталкивал противников лбами, кидал их через бедро, ломал рёбра, пинал в задницу, раскидывал по снегу веером — и всё это в ритме сальсы в течение каких-то шести-семи-восьми минут.
После чего наконец-то выглянуло солнышко, и все бесы, кроме нашего, позорно ретировались с поля боя. Анчутка, тяжело дыша, сел прямо в снег.
— На тебе лапку, — предложил Гесс. — Ты хороший, заступился за собаченьку.
— Я очень нехороший, — честно ответил ему безрогий брюнет, но лапу принял.
Что и говорить, разумеется, у него были здесь свои тайные планы, это ясно. Перевоспитать нечистого попросту невозможно, это вам не романтические вампирские саги, но, с другой стороны, пакта временного совпадения интересов тоже никто не отменял.
Мы были нужны этому бесу, зачем — он не скажет, но, если уж ему пришлось ввязаться ради нас в драку со своими же собратьями, значит, его цели достаточно серьёзны. Очень надеюсь, что и отец Пафнутий знает, что делает, позволяя нечистому оставаться у нас дома.
— Не бойся, амиго, — хмыкнул Анчутка, ловя мой взгляд. — Если что и будет не комильфо, то не сегодня и не сейчас. Ты тренируйся, учись боксировать, у нас ещё будет время подраться.
— Обещаешь?
— О да! Убивать бесобоев скучно, а у меня весёлый характер, что-нибудь придумаю.
— Грр? — на всякий случай предупредил мой доберман, и Анчутка беззаботно рассмеялся.
— Да шучу я, братцы, шучу! Инглиш хьюмор, ес?
— Он плохой? — спросил Гесс, когда безрогий брюнет, насвистывая, вернулся в дом.
Что я мог ему ответить? Понятия не имею.
Отец Пафнутий после утренней молитвы даже не спросил, с чего мы все такие взмокшие. Видимо, батюшке это не было интересно от слова «абсолютно», поэтому он ограничился малозначительными разговорами и ушёл на службу в церковь. Я там сегодня был не нужен, то есть по факту имел полную возможность для отвлечённого занятия личными делами.
Гесс получил целую миску сырой размоченной пшёнки с отварным картофелем, несолёной селёдкой и большущей говяжьей костью в шматах сырого мяса, после разборки с чем, сыто икая, улёгся на коврике и задремал.
Пока я помогал Анчутке убирать со стола, тот тихо спросил у меня:
— Отчего ж не сдал, камрад? Собирался ведь, я знаю.
— Отвали.