Изгоняющий нечисть

– Какие? – с трудом шевеля разбитыми губами, тихо спросил Евгений.

– Не придуривайся! – с размаху ударив Евгения в грудь, выкрикнул Павел. Лицо его моментально побагровело от злости, на лбу выступили вены. Удар был настолько сильным, что Евгений, качнувшись, ударился спиной и затылком об стену. Дышать в подвешенном состоянии и без того было трудно, а после удара дыхание вообще перехватило, а из приоткрытого от боли рта вместо крика вырвалось шипение, похожее на тихий свист. – Где деньги «Алмавара»?

– Ты объясни ему, а то может он вообще не понимает, о чем идет речь, – с ехидной улыбкой на лице подсказал Павлу Писец. Достав из кармана брюк мобильный телефон, он принялся снимать происходящее на видео.

– Лады, я объясню, – налившимися кровью глазами Павел пристально смотрел на Евгения. – Ноздри его расширялись и сужались как у быка перед корридой. – Я встретил господина Б и тот пообещал исполнить мое желание. Он сделал меня хозяином «Алмавара», но фирмочка-то оказалась разграбленной…

– Как? – выдавил из себя Евгений, когда способность дышать вернулась к нему.

– Жопой об косяк! – Павел сжал кулаки. – На счетах – ни рубля, долги перед поставщиками, налоговиками, приставами… Чем зарплату работникам платить?

– Не знаю, – прохрипел Евгений, когда к нему ненадолго вернулась возможность дышать. – У меня всё нормально было. Слушайте, пацаны, отпустите меня, а? Я прощу вам всё, забуду даже то, что вы хотели меня трахнуть. Отпустите меня, пожалуйста, а?

В тот момент Евгений почувствовал, как из его глаз льются слезы, горячими потоками смывая кровь со щек.

– Можно, я эту суку трахну? – Павел вопросительно посмотрел на Сергея.

– Не советую, – Сергей покачал головой. – Не рискуй. От этого существа можно чего угодно ожидать.

– Ну, тогда я отработаю на этой твари несколько своих коронных ударов? И буду бить её, пока не скажет, где деньги моей фирмы или пока не сдохнет…

– Да! – вдруг подал голос Козя. Встав с табуретки, он поднял с пола болгарку, через удлинитель подключенную к розетке, щелкнул рычажком на темном корпусе. Болгарка тут же зажужжала, с бешенной скоростью закрутился диск. Димон с восторгом посмотрел на вращающийся диск, после чего поднял болгарку над головой и заорал во всё горло: – А потом я распилю эту тварь на мелкие кусочки!.. На кусочки, бля!

– Где деньги? – прокричал Павел в ухо Евгения.

– Не знаю, – беззвучно шевеля распухшими губами, ответил Евгений.

И тут на него посыпались удары. Павел бил его по лицу, по животу, по груди. Евгений раскачивался и сильно бился об стену, чувствуя, как из разбитого затылка течет кровь, заливая спину, как волосы, пропитавшиеся кровью, прилипают к ней. Даже сквозь шум болгарки он слышал, как трещат его ребра. Каждый удар вызывал новый взрыв такой резкой боли, что он в очередной раз пожалел, что не умер раньше от удара дверью. От удара, нанесенного со всей силы всё тем же Павлом, который, скорее всего, через окно наблюдал за тем, что происходит в доме и видел, как Евгений отбивается от Писца и Кози.

Несмотря на то, что болевой порог у женщин выше, чем у мужчин, и Евгений находился в женском теле, боль была невыносимой. Болели даже руки. Казалось, что еще немного, и они оторвутся. Не было сил, чтобы сделать вдох, а куда уж там – закричать. Он мог только хрипеть, брызжа кровавой слюной и надувая кровавые пузыри разбитым носом. В какой-то момент Евгений подумал, что лучше быть изнасилованным, чем быть живой боксерской грушей для Павла, который вошел в раж и бил всё сильнее и сильнее. После каждого удара, стукаясь головой, спиной и ягодицами об стену, Евгений всё больше и больше ненавидел Павла, а вместе с ним – Димона и Серёгу. Смерть его в тот момент не страшила. И ему было всё равно – забьет его до смерти Павел или его распилит на куски Димон. Если они хотят его убить – пусть убивают. Главное – чтобы эта пытка наконец-то закончилась. А пыткой для него была не столько физическая боль, сколько ощущение беспомощности. Ведь в то время, как трое пьяных дегенератов истязали его, он не мог ничего сделать – ни помешать им, ни наказать их. И эта беспомощность бесила его. Слезы, льющиеся из его глаз, были больше от невозможности что-то сделать, противостоять им, чем от боли. Как же ему хотелось вцепиться в глупую рожу этого Павла, выцарапать его свиные глазки, а потом разбить табуретки об головы Кози и Димона! Но руки его были скованы, и ему оставалось только раскачиваться из стороны в сторону, подобно маятнику, да скрипеть зубами, в которые время от времени врезался кулак Павла.

Очередной сильный удар отбросил его назад, острая боль как ножом прорезала живот до самого позвоночника, и тут случилось чудо – над головой раздался громкий треск, балка, на которой висел Евгений, треснула, разломившись пополам. Одна часть балки ударила Сергея в плечо, пригвоздив его стене, другая часть угодила Павлу в голову, сбив его с ног.