Изящно, дорого, смертельно

Евдокия, еще раз вздохнув, сжалилась над раненым. Подошла, склонилась над Зурабом и сдернула с него поясную сумку, которую приметила уже давно.

— Все здесь, я думаю, — сказала, протягивая сумку Крученому, вынувшему из карманов Зубарева все подчистую. — Дай мне его телефон и уезжай. Твоя машина где-то здесь?

— Да, на проспекте. Но я отсюда не уеду. Сейчас менты приедут, увидят тебя рядом с трупом и так накостыляют…

— Несчастной грязной девушке? — с усмешкой перебила Дуся. — Я похожа на жертву изнасилования, накостыляют здесь тебе.

Антон собрал лицо в недовольную гримасу, кивнул:

— Согласен. — Но все-таки остался.

— Антон! — прикрикнула Евдокия. — Если ты сейчас отсюда не уедешь, то решать, что делать с этими деньгами, будет уже Муромцев!

Крученый редко подчинялся хоть кому-то. Подержав на весу вместительную поясную сумку, он поинтересовался:

— Зачем ты это делаешь?

— Зачем вернула деньги вам? — Евдокия невесело покрутила головой. — Подвоха нет, я просто хочу спать спокойно. Все, все, иди… Полиции мне будет вообще не объяснить, зачем я это сделала.

Законник пристально поглядел на Евдокию.

— Спасибо, — произнес и начал пятиться. — Я тебе по гроб жизни…

Сыщица поняла, что поблагодарил он чисто от себя, а не от всего воровского сообщества.

— Да не за что. Я за себя стараюсь.

Метель размыла силуэт ее удалившегося любовника, сыщица подняла к глазам кнопочный телефон убийцы и набрала на нем еще один номер, вызубренный наизусть.

— Максим Ильич? Это Евдокия.

Из трубки раздался грозный вопль:

— Ты где, мать твою?!..

— Верблюд, — сказала сыщица, и шеф полиции, невнятно булькнув, замолчал. — Я на площади Гагарина. Я застрелила Зубарева. Скоро меня будут арестовывать, а потому поторопитесь, пожалуйста.

Из трубки, которую начальник ГУВД немного отнял от губ, раздались его команды:

— Все на выезд! Она и Зубарев на площади Гагарина…

Евдокия отключила связь, зябко поежилась. Ее осуществленный ночной кошмар медленно засыпал первый ноябрьский снег.

Эпилог

Вернувшаяся с островов, дивно загорелая Синицына извинялась примерно в сотый раз:

— Уж ты прости меня, подруга, я, как последняя стерва, наехала, не разобралась… Крыша тогда от страха совсем съехала!

Ангелина примчалась к Дусе чуть ли не прямиком из аэропорта, подарков-фруктов навезла и каялась, не давая слово вставить:

— Сережа мне потом звонил, пихал…

— Забудь, — с усмешкой отмахнулась Евдокия. — Твоя перчатка с верблюдом мне жизнь спасла.

— Реа-а-ально?! — Ангелина чуть не поперхнулась чаем.

— Зуб даю. Клянусь.

Дуся положила Синицыной еще один кусок торта, вкратце посвятила ее в череду событий и подвела итог:

— Если б твой верблюд не сверкнул под фонарем, Нифася перчатку не заметил бы, не поднял, и парилась бы я сейчас, подруга-а-а…

Евдокия отставила чашку с чаем и загрустила. Да, она бы, вероятно, провела на зоне много лет и каждую ночь отбивалась от соседок по нарам. Но Паршин был бы жив. Жив, пусть и не рядом с ней!

В найденном ноутбуке Зубарева нашли заготовленное письмо от лица покойной Василины. У Евдокии волосы шевелились, когда она представляла свою жизнь на зоне, полную ужаса и боли, подготовленную для нее убийцей.

Но, впрочем, все закончено, Зураб уже не воскреснет. Васильевич сказал, что Дусе вообще медаль положена — такого волчару завалила! — а он так и вовсе б орден дал.

Но Паршина ей не вернет ничто. И стало так невыносимо тошно, что Дусю чуть не вырвало на самом деле! Она закашлялась и сгорбилась, придерживая у губ ладонь, чуть не бросилась к туалету…

Но удержалась. Услышала вопрос Синицыной:

— А ты, подруга, часом не беременна? Чего-то бледновато выглядишь. Давно мутит?

Оторопевшая сыщица разогнулась, подсчитала дни…

Матерь Божья, задержка уже две недели!!

И сразу же вопрос: «Кто?!» Кто отец ее ребенка?!

Тошнить начало, когда в «Сплетнике» появились «фотосессии». То есть ребенок, получается, от Антона.

Но замутить тогда могло от страха! Потом позывов, кажется, не было.

Господи, сделай так, чтобы ребенок был от Паршина!!

Постскриптум

Первые дни мая выдались необычайно жаркими. Евдокия, с трудом умещая огромный живот за утлым пластмассовым столиком первого попавшегося столичного кафе, наслаждалась тенью от навеса. Потягивала фреш. Сегодня мама кошеварит у нее дома, готовит обожаемые дочкой голубцы — нашлась капуста подходящая. Саму потенциальную мамашу выставила из дома на прогулку: «Надо ходить! Надо двигаться! Хватит валяться с книжкой на диване!»

Евдокия улыбнулась и погладила живот. Ребенок отозвался, толкнул маму ножкой или ручкой.

По узкой улице, заставленной автомобилями, тихонько крались джипы. Огромные и черные, искали, где припарковаться.

Не выйдет, братцы.

Словно подслушав Евдокию, пассажирская дверь «ровера» распахнулась, и из салона, на ходу, выпрыгнул высокий мужчина в черном костюме, белой рубашке…

И сердце Дуси сжалось: «Как нашел?!»

С грацией сытого тигра огибая столики, к ней шел Антон. Крученый. Самоуверенный, черт побери, красивый, как всегда!

— Привет, — сказал Антон, словно они только что расстались, и сел за столик. — Позволишь? Как дела, как себя чувствуешь?