Изяслав

— Не… знаю…

— Где хочешь, там и похороним.

— У могилы Аскольда… а то на Выдубичах, — отвечала она. — Там ему будет спокойнее.

Ободрённая вежливостью и добротою Болеслава, Люда немного успокоилась.

Король велел её поместить в верхних горницах терема, намереваясь отослать к родным, когда немного утихнет военный шум.

Как только прошёл первый страх, вызванный её присутствием среди незнакомых людей и она уже могла дать себе хоть какой-то отчёт во всём происшедшем, у неё возникло чувство, повергшее её в изумление. Она увидела вокруг богатство, роскошь, точно волшебная рука перенесла её в заколдованное царство, чтобы она скорее позабыла только что пережитые ею страдания. Её нарочно окружили всем этим таинственным блеском? А как же ещё объяснить эту перемену? Горенка в тереме была украшена мрамором и позолотою, потолок и стены расписаны цветными узорами. Всё было так царственно, великолепно, будто какая-то королевна жила в этом заколдованном тереме и лишь на время покинула его, чтобы поохотиться в ближайшем лесу.

Воображение дорисовывало эту таинственную картину, на которой была изображена сама она. Разгорячённая фантазия девушки нуждалась в ответе на собственную мысль, она копалась в своей памяти, но не могла его найти. Вдруг ей подумалось, что это Изяслав приказал привести её насильно в его дворец, чтобы замучить, как замучил её отца, и тогда снова перед нею возникла та ужасная картина, которую она видела в Дебрях. Потом Люда решила, что её похитил змий крылатый и унёс в хоромы королевича Валигоры. Ей даже померещилось далёкое пение: это её убаюкивали для того, чтобы она уже никогда не проснулась.

По-прежнему загадка оставалась неразгаданной.

Вдруг она как бы пробудилась от волшебного сна и спросила себя: «Где я?» Подойдя к окну, прислушалась и глядела, глядела — кругом незнакомая местность… Вдалеке блестела какая-то река, вероятно Днепр; шумели в синеве вершины деревьев, и совсем рядом шёл разговор на непонятном ей языке. И снова в её головке зарождался безответный вопрос: «Где я?»

Неуверенность, неизвестность и тревога сменяли одна другую; перед глазами мелькали таинственные картины, написанные на громадном кровавом полотне поляны, где она отыскала тело повешенного отца. Среди прочих волнений девичьего сердца ей как будто кто-то шептал: «Не бойся… это он, твой суженый, запер тебя здесь… Это королевич Валигора, искавший для себя самую красивую жену… Это он ехал за нею во главе вооружённого отряда, нашёл и привёз в свои хоромы… Чего тебе бояться! Посмотри, какое здесь богатство и роскошь, сколько золота, тебе будет здесь хорошо… О ком тебе тужить? У тебя был лишь отец, но его уже никто не воскресит…»

И она на минуту успокаивалась.

Потом опять, откуда-то из глубины сердца, что-то накатывало… Неужели совесть?..

Уже смеркалось, а она сидела одна в полумраке светёлки и руками сжимала голову, а какой-то голос всё шептал настойчиво: «Возвращайся домой, здесь тебе не место! Ты оставила девичий терем в отцовском доме… вернись… не доверяйся обольстительному пению русалок. Они увлекают тебя в хрустальные дворцы подводного царства, усыпляют твою совесть роскошью, приручают, а потом схватят и защекочут и вместо хрустальных дворцов похоронят тебя на дне Славутича[133]… Теперь они манят к себе, а потом, когда ты проснёшься, столкнут в глубину, и ты никогда не увидишь горячего солнца, голубого неба и сада, окружающего дом твоего батюшки, где ты играла ребёнком и засыпала в тени деревьев, убаюкиваемая матерью и Добромирой».

Этот невидимый голос сжимал её сердце и грудь тоской, исторгал рыдания и говорил на понятном ей одной языке: «Вернись, вернись!..» Заслушавшись, она продолжала сидеть в темноте.

Вдруг дверь тихо отворилась, и в комнату вошли на цыпочках покорные служанки и спросили: не прикажет ли она чего-нибудь? Она не знала и даже не думала о них, они сами пришли, точно их нарочно для неё прислал волшебник.

Этот долгий и тяжёлый день слёз, страха и волнений уложил девушку в постель, она — заснула. И снился ей прежний, знакомый сон: её суженый, тот самый, которого видела она, возвратившись с посиделок, в окошечке своей светёлки, видела, как он проезжал над деревьями отцовского сада, видела потом на крыльце Красного двора, окружённого воинами, закованными в доспехи. Ей грезилось, что это королевич Валигора, который похитил её, унёс и спрятал в заколдованных хоромах… Там она жила одна, и ей там было спокойно и хорошо, она чувствовала себя счастливою возле королевича. Убаюкиваемая приятным сном, девушка проспала до утра…

Людомира поселилась на Красном дворе. Хотя Болеслав обещал отослать её домой, как только стихнет шум в городе, он этого обещания не выполнил.

Пережитое так повлияло на девушку, что она не могла себе дать отчёта в своём положении, её охватили равнодушие и тоска — она не могла ни о чём думать.

В продолжение нескольких дней, кроме девушек, прислуживавших ей как королевне, никто к ней не входил. Из окна она видела только широкий Днепр, уходивший далеко-далеко к горизонту, да на дворе — движение коней и солдат. И больше ничего.