Изюм из булки. Том 1

Главная опасность

— Самое опасное — это подушка безопасности, — сообщил человек, сидевший за рулем «десятки». — Если не пристегнуться, может убить!

— А если пристегнуться? — поинтересовался я.

Водитель глянул презрительно:

— Кто ж пристегивается?

На недельку в Крым

…решили полететь моя жена и дочь.

Коктебель, понимаешь, Максимилиан Волошин…

Волошин Волошиным, а через пару дней рванули они из Коктебеля куда глаза глядят: запах, преследовавший повсюду, заставлял забыть не только о культурной программе, но и о еде.

Нехороший был запах.

Собравшись с силами, скажем прямо: пахло говном.

Жена с дочкой договорились с каким-то «леваком» — и покатили в сторону Алупки, в надежде найти все-таки запах моря… Когда выезжали из Коктебеля, моя любознательная половинка, не утерпев, спросила у водителя:

— А что, в Коктебеле проблемы с канализацией?

— У нас нет проблем с канализацией, — твердо ответил водитель. И, подумав, уточнил: — У нас нет канализации.

Теперь, когда при мне говорят о проблемах российской демократии, я знаю, что отвечать.

Сигнализация

Эти строчки я пишу в половине седьмого утра, хотя вовсе не жаворонок.

Просто под моим окном уже полчаса работает сигнализация из старого «жигуля». Она срабатывает в разное время, но почти каждую ночь — от пробежавшей кошки, упавшего листа или землетрясения в Японии. Очень чуткая.

Одновременно со мной от этого сигнала просыпаются все жители подъезда, кроме одной счастливой бабушки, глухой на всю голову — и владельца этой машины. Впрочем, говорят, что он живет вовсе не в этом подъезде, а на другом краю дома. А машину ставит здесь, потому что там нет места. А сигнализацию включает, чтобы напугать потенциального угонщика.

Я бы очень хотел, чтобы эти «жигули» угнали, но всё никак.

Однажды глухой зимой я вышел во двор в третьем часу ночи и, наливаясь ненавистью, полчаса топтался вокруг этой железяки в ожидании хозяина, но напрасно: гудело, пока не сел аккумулятор.

Утром я позвонил в отделение милиции. Они спросили адрес и номер машины и пообещали принять меры. Теперь, слушая вой сирены под окном, я поминаю в своих молитвах и милицию тоже.

Впрочем, на милиции свет клином не сошелся — можно подать на мерзавца в суд. Хорошо, лежа в темноте с открытыми глазами, под регулярно нарастающее уи-и-И-И, представлять себе этот суд.

Мой иск с требованием компенсации.

Адвоката, описывающего мои страдания во время бессонных ночей.

Лицо ответчика, не понимающего, почему я просто не дал ему в рыло, как человек, а мучаю при посторонних, как не русский.

Лицо судьи, думающего о том же самом.

Приговор, обязующий ответчика выплатить мне штраф в размере минимальной заработной платы.

Судебного исполнителя, к которому я буду два года ходить с просьбой привести приговор в исполнение, а ночью слушать сигнализацию.

И, наконец, владельца «жигулей», которого я все-таки подстерегаю утром у этого мятого корыта — и даю ему в рыло, в рыло, в рыло!

Но!

У того конца дома действительно нету места. Там впритык, по периметру, стоят иномарки, и «жигулю» не вписаться по классовому признаку. А денег на гараж нет, и места для гаража нет.

А угнать этот «жигуль», действительно, как два пальца об асфальт.

И заявить об этом в милицию владелец техсредства, конечно, сможет, но заинтересовать ментов своей пропажей у него не будет возможности. А на страховку нет денег. А это ржавое недоразумение — его гужевой конь и единственный источник заработка… Поэтому под дальний рев собственной сигнализации хозяин «жигуля» спит как сурок.

А от тишины просыпается в холодном поту и бросается к окнам.

Но!

Я ведь тоже человек. И жена у меня человек. Поэтому, по совету друга-автолюбителя, я вышел однажды темной ночью в родимый двор, расстелил на «жигулевом» капоте газету и положил на газету кирпич. Типа намек…

И гудеть по ночам перестало.

…По закону не получается. Только цепная реакция всеобщего дарвинизма, и все сволочи, и никто не виноват.

Наша зоология

Подмосковный дядя на «жигуле» страшным матом нес гаишников, которых иначе как «волками» не называл.

— Двадцать пять лет кормлю этих волков!

— И что, — поинтересовался я, — за двадцать пять лет не было ни одного, который сделал бы всё по закону: квитанция, штраф?..

Дядя задумался, вспоминая, и вспомнил:

— Нет, был один… Ну козел!

Чем, собственно, полностью исчерпал зоологию наших отношений с родным государством.

Родные люди

А вот диалог Леши, работавшего у меня водителем в телевизионную пору моей жизни, со встречным ментом — диалог до слез российский и практически святочный.

Мент остановил Лешу ближе к Новому году и, не тратя времени на формальности, просто попросил у него денег на праздник, сто рублей.

Если бы Леша поинтересовался, с какого, собственно, бодуна он должен отдавать менту сто рублей, это было бы резонно, но глубоко не по-русски… Разговор продолжился в народном ключе.

— Ты чё, командир! — сказал Леша. — Откуда у меня деньги? Нам еще за ноябрь зарплату не заплатили.

— Да ну!

— В газетах писали! — заверил Леша.