Изюм из булки. Том 1

Приехав, мы с женою вышли прогуляться вдоль Финского залива… типа на берегу пустынных волн… типа единение с природой…

Ага, щас! Вдоль полосы прибоя уходила вдаль образцово-показательная помойка, как будто только что здесь, на берегу пустынных волн, со страшной силой взорвался мусоровоз.

Пакеты из-под соков, гнилые доски, презервативы, строительная каска, женские трусики, канистра, куски полиэтилена, старый кроссовок, ведро, пластиковые стаканы, черенок ананаса, пивные сплющенные банки, оторванные руки детского трансформера, разломанный проржавевший ящик, оловянная ложка, крупные фрагменты сантехники — и бутылки, бутылки, бутылки…

Картина происходящих здесь народных гуляний ясно встала перед мысленным взором, и я засобирался прочь с пляжа, желая покинуть сей берег прежде, чем меня стошнит прямо в натюрморт. Настроение было испорчено, казалось, окончательно…

Мое душевное равновесие восстановила жена.

— Ты ничего не понимаешь, — мечтательно сказала она. — Посмотри! Просто случилось кораблекрушение, и все, кроме нас, погибли, и на берег выбросило обломки…

И я поглядел на натюрморт новыми глазами, и мы снова побрели вдоль берега, под крики чаек, одни в этом печальном пейзаже, в гармонии с суровым небом, пощадившим нас одних — мимо череды печальных напоминаний о погибшем корабле.

И три дня потом, выходя на берег Финского залива, я с трудом сдерживал слезы, глядя на разломанный ящик, старый кроссовок, презервативы, канистры и оловянную ложку… Все всматривался в бутылки — нет ли внутри записки?

Но ни одной записки не было.

Все погибли.

Музыка

А может, кто-то все-таки выжил.

В первую же ночь — это была ночь на воскресенье — со стороны залива раздалось глухое, но непрерывное «дум-дум-дум», как будто забивали сваи.

Источником звука был, несомненно, чей-то «кассетник», а «дум-дум-дум» было так называемое «музыка», под которое в наше время так называемое «отдыхают» так называемое «люди». Коттедж вздрагивал в предынфарктном ритме этой «музыки» — в буквальном смысле дрожали стены.

Я позвонил на рецепцию и попросил что-нибудь сделать с этим полуночным досугом, потому что в рекламе пансионата нам обещали домик в соснах возле залива, а не забивание свай в голову.

Милая женщина на рецепции сказала, что попробует помочь, но помочь не смогла. Перезвонив через какое-то время, она честно объяснила мне, что там, на берегу, в настоящее время — гуляют…

— Так позвоните в милицию! — предложил я.

— Так это милиция и гуляет, — просто ответила женщина.

Слуги народа

Янислав Левинзон, капитан популярнейшей в свое время одесской команды КВН, приехал в Москву и поселился в одноименной гостинице.

И вот, значит, едет он в лифте, а вместе с ним едут два мужика со значками на лацканах — избранники народа, депутаты Госдумы. Один избранник (видимо, бывший телезритель) внимательно смотрит в лицо Яну и наконец спрашивает:

— Простите, вы на утреннем заседании были?

А вы лицо Левинзона помните, да? Такой фракции нет.

Ян, честный человек, отвечает:

— Нет, я на утреннем заседании не был.

Депутат уточняет:

— А на вечернее — пойдете?

— Даже не подумаю, — говорит честный Левинзон.

Вдохновленный этим ответом, депутат поворачивается к коллеге:

— Вот я и говорю: нехрена нам там делать!

Переговорный процесс

В одном немаленьком московском банке, ориентированном на «нефтянку», шли серьезные переговоры. Высоких переговаривающихся сторон, желавших понадежнее припасть к федеральной «трубе», было пять:

— банкир-еврей твердой либеральной закваски (мне об этом впоследствии и рассказавший);

— русский вор в законе;

— чеченский полевой командир;

— генерал ФСБ и

— заместитель генерального прокурора Российской Федерации.

— И что? — поинтересовался я.

— Прекрасно договорились, — успокоил банкир.

Строка в смете

Другой российский бизнесмен, полной мерой вкусивший сладость дружбы с администрацией, сформулировал без лишних эмоций:

— Их «дружба» — часть себестоимости.

Дачный поселок

Заехал я как-то на дачу к приятелю молодости, адвокату. То есть это я по старинке думал, что у него дача, но, видать, не уследил за нравственной эволюцией этого господина…

Жил он в крепостном замке с видеонаблюдением по периметру, в окружении других таких же новорусских имений. Все эти охраняемые асьенды находились, разумеется, еще и за шлагбаумом с охраной.

А раньше тут обитали старые большевики… Впрочем, во времена большевиков ни шлагбаума, ни видеонаблюдения здесь не было. И доживали в этом поселке свои жизни — летом, в зеленом казенном домике — моя твердокаменная бабушка с дедушкой, недорепрессированным троцкистом…

Но времена изменились, изменились и дачники.

И вот адвокат выводит меня на опоясывающую балюстраду третьего этажа и начинает обзорную экскурсию.

— Видишь, — говорит, — домик? Это домик судьи.

Судя по размерам домика, судья был человеком принципиальным и мало не брал.

— А вот, — говорит адвокат, — домик прокурора. Тоже неосторожный человек.

— Почему?

— Надо было сначала уволиться, а потом строить такой домик. Вот, гляди сюда…