Шапка на воровской голове горела регулярно, и дедушка Крылов не вылезал из оппозиционеров.
В конце нулевых на юбилейном вечере телеканала «Культура» Михаил Козаков прочел басню «Пестрые овцы» – про Льва, который, будучи связан проблемами имиджа, не решался лично задрать отвратительных ему овец, но – «приказал овец волкам пасти»…
Хохот аудитории сдетонировал в руководящих мозгах, и басню вырезали из трансляции. Так аллюзия стала явкой с повинной.
Литературный процесс
До «Речного» меня вез милейший узбек на «жигуле».
В Москве он, по его словам, жил уже год. Первые полгода было плохо, потому что не было машины. Теперь машина есть – и теперь хорошо.
– Ты кто по профессии? – спросил он спустя какое-то время.
– Журналист.
– Журнали-ист… – с уважением протянул узбек. – А знаешь, что сын Лужкова отравился арбузом?
Я не знал.
– Какой же ты журналист… – Он подозрительно покосился на меня и предположил: – Ты не русский вроде.
Я подтвердил его подозрения.
– А кто? – поинтересовался он.
– Еврей, – признался я.
– Лев Толстой был еврей, – сообщил узбек. Кажется, он пытался меня успокоить.
Насчет Толстого я поверил не сразу, но узбек отмел все сомнения: еврей-еврей! И поскольку я уже второй раз оказался не в курсе, посоветовал:
– Тебе книги надо читать.
С минуту после этого мы ехали, думая каждый о своем.
Я думал о том, что надо, действительно, подтянуть образовательный уровень, а то тут, в борьбе с режимом, важные новости пропускаю. Узбек же, оттолкнувшись от Льва Толстого, вынырнул мыслями в самом неожиданном месте.
– Книгу хочу написать, – сказал он. – Книгу где издают? На Поварской Дом писателей есть – там?
– Не там.
– А где?
– В издательстве.
– А где издательство?
– А вот, например…
Мы как раз проезжали мимо одного издательства, где со мной однажды обошлись не слишком хорошо. Но отомстить издательству не удалось.
– К Путину пойду, – сообщил мне узбек о будущем книгопечатания в России.
– Зачем?
– Путин должен дать добро!
Узбек был мало похож на носителя государственных тайн, но я все-таки уточнил:
– А о чем книжка?
– О моей жизни, – просто ответил узбек. – Шесть-семь книг будет.
Владимир Владимирович! На днях к вам зайдет узбек с рукописью. Ждите.
Чего он хочет?
Дело было в 2004 году.
Виктор Петрович, левачивший на своем «мерседесе» восьмидесятых годов сборки, узнал меня по голосу, на светофоре разглядел – и завел разговор о политике. Через некоторое время он вслух рассуждал о неисповедимых путях собственного волеизъявления.
Сначала, сказал он, я думал вообще на выборы не ходить. Ну их всех. А потом че-то посмотрел, посмотрел – и решил пойти.
– И за кого проголосовали? – бестактно поинтересовался я.
Виктор Петрович пожал плечами:
– За Путина. За кого ж еще?
Я не стал помогать с ответом, и Виктор Петрович самостоятельно провел анализ претендентов на второе место. Анализ начался у «Тургеневской», а к Сретенке уже закончился, причем ехали мы быстро.
– Ага, – сказал я. – А Путин?..
Ответ на этот вопрос тоже был готов.
– Во-первых, не пьет, – уверенно сообщил Виктор Петрович. – Во-вторых: я помню, включаю телевизор, а он по-немецки говорит. Значит, голова-то на плечах.
Возразить было нечего.
– Вот только я не понимаю, – продолжил Виктор Петрович, – чего он вообще хочет?
– То есть? – не понял я.
– Ну чего хочет? Вообще.
– Вы у меня спрашиваете? – уточнил я.
– Ну.
– А почему у меня?
– Ну вы же там, наверное, знаете…
(Леонид Якубович рассказывал: однажды ему пришло письмо от телезрителя – с просьбой передать Жану-Клоду Ван Дамму. Телезритель, должно быть, полагал, что все, кто появляется в телевизоре, там же внутри и живут – и между собой дружат. По этой логике я и должен был знать, чего хочет Путин…)
– Виктор Петрович, – сказал я, – он ведь уже четыре года тут президентом. Теперь вы мне его еще на четыре года выбрали. И у меня же спрашиваете, чего он хочет.
Подумав немного, Виктор Петрович сказал:
– Ну.
– Я не знаю, – почти не соврал я.
Вскоре, расплатившись с учетом инфляции и бережно попрощавшись с положительным Виктором Петровичем, я навсегда покинул «мерседес» восьмидесятых годов сборки.
Некоторое еще время я думал о самом Викторе Петровиче (год сборки его головы оцениваю как начало пятидесятых). Потом мои мысли перескочили на Путина. И ведь правда: не пьет и по-немецки говорит, как тот чуковский Крокодил Крокодилович… И ведь чего-то, наверное, хочет…
Ну ладно, подумал я тогда; у нас есть еще минимум четыре года. Может, расколется?
По просьбе публики
Афиша аттракциона, обнаруженная мною в Нижнем Новгороде через несколько дней после избрания Путина на второй срок, гласила: «Камера пыток продлена по просьбе публики».
Сокольники
Прошло еще несколько лет.
…Лужайка у пруда в парке Сокольники – утреннее место встречи «собачников».
Сходу получаю просьбу о политпросвете:
– Что будет-то в двенадцатом году? Вы же знаете.
– Понятия не имею, – говорю. – А вы как думаете?
Тяжелое раздумье на мужском лице, просится резец Родена…
Наконец:
– У него же дочери…
Я не уловил ход мысли:
– Ну. Дочери. И что?
– Они же наследовать ему не могут!