— Боюсь, что ты путаешь понятия, — сказал он. —
— Я все время пытаюсь жить по твоим советам, — сказал я. — Может быть, у меня не всегда это получается, но я делаю все, что могу. Можно ли назвать это безупречностью?
— Нет. Ты должен делать нечто большее. Ты должен
— Но ведь это безумие, дон Хуан. На это никто не способен.
— Есть масса естественных для тебя вещей, которые лет десять назад показались бы тебе безумием. Эти вещи не изменились. Изменилось твое представление о себе. Невозможное тогда стало вполне возможным сейчас. Не исключено, что твой полный успех в изменении себя — всего лишь вопрос времени. В этом отношении единственно возможный для воина курс — это
Дон Хуан поднялся и посмотрел на край чапараля. Я сказал, что получил много писем от читателей, которые уверяли меня, что нельзя писать о своем ученичестве. Они ссылались на то, что учителя восточных эзотерических учений требуют соблюдения абсолютной тайны.
— Может, эти учителя просто индульгируют[2]
в том, что они учителя? — сказал дон Хуан, не глядя на меня, — Я не учитель. Я всего лишь воин. Поэтому я понятия не имею, что чувствует учитель,— Дон Хуан, может быть, я действительно напрасно раскрываю некоторые вещи?
— Неважно, что именно человек раскрывает или удерживает при себе, — ответил он. — Что бы мы ни делали и кем бы ни являлись — все это основывается на
Он понизил голос, словно собираясь поведать мне нечто сокровенное.
— Я хочу доверить тебе величайшее знание, — сказал он. — Посмотрим, сумеешь ли ты им распорядиться.
Он выжидающе посмотрел на меня, едва заметными движениями глаз подталкивая к ответу. После длинной паузы я сказал, что не понимаю, о чем идет речь.
— Вон там! Вечность — там! — произнес он, указывая на горизонт. Затем — прямо вверх: — Или там. А можно сказать и так: вечность — это нечто здесь и здесь… — И он раскинул руки в стороны, указывая на запад и восток.
Мы посмотрели друг на друга. В его глазах был вопрос.
— Что ты на это скажешь? — требовательно спросил дон Хуан.
Я не знал, что ответить.
— Знаешь ли ты, что можешь навечно расширить свои границы в любом из указанных мною направлений? — продолжал он. — Знаешь ли ты, что одно мгновение может быть вечностью? Это не загадка; это
Он смотрел на меня.
— У тебя раньше не было этого знания, — сказал он, улыбнувшись. — Теперь я открыл его тебе, но что это изменило? Пока у тебя все равно недостаточно личной силы, чтобы им воспользоваться. Иначе моих слов хватило бы тебе, чтобы собрать свою целостность и направить ее на
Он подошел ко мне и постучал костяшками пальцев по моей груди.
— Вот границы, о которых я говорю, — сказал он. — Можно выйти за них. Мы — это чувство, сознавание, заключенное здесь.
— Мы — светящиеся существа, — сказал он, ритмично покачивая головой. — А для светящихся существ значение имеет