Излеченные души (ЛП)

— Один. — Он считал с каждым ударом. — Два. — Моя рука двигалась все быстрее и быстрее по моему члену, острые ногти впивались в кожу. — Три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять... — я сгорбился, дыхание выходило сквозь стиснутые зубы с шипением, когда голос и глубокие удары ножом поднимали меня все и выше. — Десять, — голос становился громче, кровь текла по моим бедрам и на люк.

Тело напряглось, я приготовился к финальной команде. Сжал руку сильнее, ногти царапали мой член, нож вонзался в бедро. Затем голос прогремел:

— ОДИННАДЦАТЬ! — В порыве чистого тепла каждая мышца в моем теле взревела огнем. Мои кости дрожали от сдерживаемой ярости и болезненно закричав, я кончил. Я кончил так чертовски сильно, что запрокинул голову назад и мой нож с треском упал на пол.

Я пытался дышать, мое истощенное тело завалилось вперед. Но когда успокоил дыхание, обычный приступ тошноты накатил на меня, мое тело завалилось на бок, когда я блеванул в ожидающее меня ведро.

Когда в моем желудке ничего не осталось, пустота была заменена притоком стыда, который я чувствовал каждую ночь. Каждую ночь после того как я резал себя, очищался и подчинялся его голосу.

Я опустил голову, когда ощутил кончу на своих ногах, смешанную с кровью на полу подо мной. Поерзав своим уставшим, изнывающим от боли телом, я обернул руки вокруг своей талии и лег на пол. Сделав рваный вдох, моя грудь хрипела от освобождения, я лег поверх люка на холодном полу. Я закрыл глаза и попытался уснуть.

Его голос в моей голове утих на какое-то время.

4 глава

Мэдди

Я любила рисовать.

Я обнаружила это, оставаясь многими ночами в одиночестве своей комнаты.

У меня хорошо получалось. По крайней мере, я так думала. Но в большей степени рисование было моим спасением. Мне стоило перестать жить в своих фантазиях, если бы я была воспитана по-другому... если бы я была другой.

Холодный ветер хлестал по моему телу, когда я сидела снаружи. Сон не приходил, а мои руки зудели, чтобы порисовать. Была полночь, и звезды сверкали на небе как бриллианты.

Закрыв глаза, я вдохнула. Мне нравилось вдыхать ночной воздух. Нравилось сидеть на улице. Я просто любила покой.

Откинувшись на шезлонге, я потянулась за альбомом, заполненным на три четверти, который лежал на траве. Открыв его, я перелистала первые несколько страниц: изображения деревьев, птиц и деревьев. Я пропустила страницы с улыбающейся солнцу молодой девушкой на лугу. Четыре молодые сестры шли рука в руке — три темноволосых, и одна яркая блондинка — все невинные и нетронутые.

Затем, когда перелистнула следующую страницу, замерла, когда знакомая пара черных глаза уставилась на меня с рисунка, как будто они были реальными и сияли в утреннем свете под моим окном.

Робко я проследила очертания этих глаз, желая касаться его в реальности. Я держала правую руку в воздухе и с помощью левой руки переплетала пальцы, пытаясь представить, как это могло оказаться.

Рука, которая держала мою.

Простое прикосновение.

Прикосновение, которое о многом говорило.

Сердце сжалось от боли, и я тяжело и печально вздохнула. Потому что с момента, как встретила Флейма, мои мысли так сильно изменились.

В общине я мечтала о том, чтобы быть бабочкой. Что смогу расправить свои руки-крылья и улететь подальше от боли. Но сейчас, когда Флейм был рядом, я мечтала о другом. Что однажды узнаю, каково это, держаться с ним за руки.

Мое сердце ухнуло вниз из-за невозможности. Опустив руки, я позволила пальцам ослабить свою хватку.

Внезапно мое внимание привлек шорох деревьев. Я села прямо на шезлонге и уставилась в темную линию леса. Мое сердце отбивало тяжелый ритм о грудную клетку, когда из тяжелой листвы вышла фигура.

Дыхание перехватило, страх завладел мной, затем показалась пара знакомых ботинок и кожаных штанов на лужайке, освещенной лунным светом. Ножи свисали с его ремня, а торс был обнаженным под тяжелым кожаным жилетом.

Флейм.

Мое сердце, которое уже учащенно билось, казалось, развило невероятную скорость. И затем Флейм поднял голову, и оно вообще перестало биться.

Хмурость в выражении его лица исчезла. Он бормотал что-то себе под нос, остановившись на середине предложения.

На моих коленях лежало одеяло, и я прижала его к груди. Я не двигалась, как и Флейм. Я не ожидала, что он придет сегодня, его друзья забрали его домой. Из своего окна я видела, какой он был изможденный. И даже в дымке лунного света было заметно, какой он уставший.

Руки Флейма замерли по бокам. Его грудь тяжело и часто поднималась, затем он резко развернулся и напрягая спину направился обратно в лес.

Мой желудок сжался, когда он начал уходить, и без задней мысли я закрыла альбом, переместилась на краешек сиденья и закричала:

— Подожди! Не уходи!

Флейм замер на месте.

Как и я.

Поборов нервозность, шокированная тем, что сделала, я сказала:

— Пожалуйста, Флейм. Не уходи... Я... я рада тебе здесь.