Излечи мою душу

Я так и просидел всю ночь у кровати Ульяны, поглаживая её по голове, плечам, шее. Осторожно целуя короткие волосы и говоря о том, как сильно её люблю…

Глава семнадцатая.

Ульяна.

Голова гудела и болела. Нет, болела не только голова, но и лицо, руки, шея…, казалось, даже кончики пальцев ломит. С трудом разлепила глаза. Один глаз смогла открыть только чуть-чуть, потому что все лицо опухло и болело. И именно этой щелочкой я пыталась рассмотреть мир вокруг себя. В окне светила яркая луна, напротив, на стене над столом горел ночник.

Я пошевелила пальцами, понимая, что левая рука, почему-то онемела. Попыталась её поднять и…. разбудила Мирона, который на моей руке лежал.

Он сразу навис надо мной, обеспокоенно заглядывая в лицо. Мне даже страшно предположить, что у меня с ним.

- Ты как?

- Руку перележал, - жалуюсь мужчине, а он моментально стал массировать мою конечность. И делал это так осторожно и аккуратно, что защипало в носу.

- Ульян, прости меня…, - начал тихо говорить Мирон, а я замотала головой.

- Ничего не говори, хорошо? Не нужно напоминать…. Мне больно вспоминать…. мне…

И тело вновь стало трястись. Я моментально вспомнила ту боль, которую получила от Толика. Сначала моральную – выжигающую все внутри, заставляющую сердце заходиться от страха. А потом физическую. Я тогда допустила большую ошибку, решив остановить психопата. А он разъярился так быстро, что я не успела ничего предпринять. Удар, еще удар. Моя кровь на его руках, дикий взгляд, в котором успела прочитать свой приговор, боль, покрывшая тело от головы до кончиков пальцев.

Я не сразу заметила, как меня к себе прижал мужчина, как гладил по волосам, по коротким обрезанным волосам, как аккуратно стирал слезы с разбитого лица, промокая их мокрой тканью.

- Тише, моя хорошая, все позади….

Это хорошо, это самое главное.

- Мой малыш, как мой мальчик…

А еще у меня в груди болело от осознания того, что все это время мой маленький ангел был без меня, что он плакал, скучал по мне, искал глазами. Мы с Тимошей никогда не расставались, он для меня все – и воздух, и свет. А сейчас как он? Что с ним?

- Он с Олей и моей мамой. С ним все хорошо.

- Домой хочу, к сыну хочу…

И вновь слезы, неконтролируемые, горькие, жалкие.

Я не знаю, сколько времени прошло до того, как смогла успокоиться. Точнее, вернуться в то состояние, когда чувствуешь себя овощем.

Врач, пришедший в палату, подбадривал меня хорошими прогнозами. А мне было уже все равно. Меня отсюда долго еще не выпустят.

- Совсем скоро можно и домой…

Вот эта фраза меня заинтересовала, я даже повернула голову в сторону мужчины.

- Когда…. домой?

- Через два дня соберем вас…

Я ждала этих дней как никогда. Я жила мечтами о том, как возьму своего мальчика на руки. Как буду его целовать, в силу своих возможностей…. А плевать, я буду целовать его, обнимать и сдерживать гримасу боли. Буду ему улыбаться, буду с ним разговаривать. И не отпущу, никуда и никому больше не отдам.

***

Врач не соврал, и нас действительно отпустили. Правда, в дороге Мирон сообщил, что к нам будет приходить врач и следить за моим здоровьем, что мы будем ездить в частную клинику на диагностику. Пообещал, что в больнице лежать не буду.

Мужчина сжал мои пальцы и постарался заглянуть в глаза, а я отвернулась. Мне было противно от себя, от того, какая я сейчас. Половину лица занимал синяк, который медленно становился оранжевого цвета, двух зубов во рту не хватало, поэтому я даже не улыбалась и лишний раз не открывала рта. А еще в совокупности со всем этим я увидела свои волосы. Точнее то, что от них осталось. Меня было проще обрить наголо.

Поэтому сейчас на моей голове платок, закрывающий весь ужас. А в руках темные очки во все лицо. Их я поспешно надела, закрываясь ото всех.

Мирон лишь притянул к себе, как-то тяжело вздохнул и переплел наши пальцы. Какой же он все-таки замечательный. Не отказался от меня, не отходил все эти дни от кровати. Помогал со всем тем, с чем не справлялась сама. Но сейчас я его стеснялась. Себя стеснялась. Глупо? Да, мне так говорил мужчина. Но ничего с собой поделать не могла.

Нас привезли к дому Мирона, и я рыбкой юркнула в подъезд, чтобы никто не заметил. Хотя меня даже не узнали бы. Черные брюки, синяя рубашка с длинным рукавом и поднятым воротом, на голове тонкий шарф, очки. Я постаралась спрятаться от этого жестоко мира за безразмерной и темной одеждой. И мне удалось.

Правда, мой покой совсем чуть было не разрушился. Нас в коридоре ждала мама Мирона. Красивая женщина, ухоженная. Как меня увидела, расплакалась и кинулась обнимать. Не знаю, как так получилось, но я резко отшатнулась, встав за мужчину, вошедшим следом за мной. Женщина сразу же опустила руки и отступила на шаг, затем еще на два. Она поняла сразу, что в моем личном пространстве есть место только для двух человек, для её сына и моего Тимофея. Я кивком головы поблагодарила за сообразительность и поспешила в комнату.