Излишняя виртуозность

Он неожиданно согласился, шмыгая носом, подтирая его рукой, подошёл к своей машине, открыл, сел за руль.

— Пусти! — я боком отпихнула его на соседнее место. Тут он обрадованно вытащил из того же кителя стальную фляжку и хлебнул.

— В шатер свой меня вези!

— Слушаюсь!

Чем дальше мы уезжали от зоны запоя, тем мрачнее и трезвее он молчал.

— Извини! — он наконец тронул меня за колено. — Вроде был неправ.

— Шалун вы, барин! — сказала я.

...М-м-м! Оказывается, и одной в тёплой ванной может быть сладко! Нехорошо это... нехорошо! — долго стыдила я свой средний палец. — Нехорошо... нехорошо... Х-х-хорошо!..

«Мой шатер в тумане светит». Насчет «шатра», впрочем, всё далеко не просто.

Когда-то в Петербург из Липецка приехала эмансипированная девушка Капитолина Савельевна Чернова, ходила на курсы, носила пенсне, курила пахитоски и на почве своей экзальтированности сошлась с работником итальянского посольства Франческо Гуальтиери. Франческо, имея большую семью на Сицилии, разводиться, естественно, не хотел, но жил с Капитолиной вполне открыто и даже купил на её имя эту квартиру на Зверинской, где теперь расположились дальние родственники и которая теперь в целом кажется роскошной, дворянской, а тогда мыслилась, как я понимаю, богемной колоритной мансардой, предназначенной именно для загулов ответственного работника. Тут как раз случилась Великая Октябрьская Социалистическая революция и вместе с посольством Франческо уехал. Впрочем, дал бы мне Бог хоть одного такого «коварного любовника»: квартира стоит до сих пор, и, несмотря на усилия последующих поколений, в ней до сих пор водятся фарфор, бронза, серебро.

Капитолина Савельевна недолго оставалась одна: вскоре у неё поселился сбежавший из Липецка дальний родственник Парамон Васильич Смирнов, земский врач. Его портрет с Капитолиной Савельевной, так же, как её коричневое фото с Франческо Гуальтиери, до сих пор украшает нынешнюю общую кухню — их бывшую гостиную.

И тут вскоре у них — опять же эмансипированно, вне брака, в духе новых революционных преобразований — родились одна за другой две дочки, Камилла и Флора — комсомолки и физкультурницы.

Никакого образования они получить не успели, потому что удивительно рано и практически одновременно вышли замуж за двух талантливых молодых химиков — университетских профессоров Льва Львовича Зеленского и Фарида Ильгисовича Мынбаева. Почему и как сестрички, внешне абсолютно непохожие друг на друга, вышли обе за крупных химиков — загадка их молодости, покрытая мраком... Я помню их обеих уже солидными матронами. Фарид Ильгасович был тяжело ранен на войне и все свои последние годы сидел в кресле, Флора и Камилла тоже рано умерли, не оставив потомства; вспоминаю их смутно. Представляю, какая радость была, когда в эту квартиру явилась младшая сестра Фарида Ильгисовича, пятая по счёту после него, Галия Ильгисовна — моя мать, тогда ещё почти девочка, — но с красавцем-мужем-танцором, а потом в этой квартире с уже замирающей жизнью появилась и я, прелестный ребенок!

Все постепенно уходили, и мама с папой, сбагрив меня, тут же мгновенно разлетелись по своим возлюбленным... Во всей некогда густо населённой квартире бродил лишь как привидение Лев Львович Зеленский в академической камилавке. Был ещё неожиданно возникший тут его племянник Коля, абсолютно необразованный шофёр, с женой Тоней... которая, при всей ее грубости, одна только и заботилась о Льве Львовиче... Как неожиданно и грустно кончается жизнь!

Я заканчивала рассказывать эту историю, одновременно матерясь, переключая скорости, заводя машину кормой в наш высокий гулкий, заставленный «тачками» двор.

— А что это за дыра в стене? — спросил он строго, пока я открывала дверь.

— Да это цыган один гнался за мной... стену хотел пробить... — я наконец открыла тугой замок.

— Проблемы, проблемы! — требовательно заговорил Коля, выскакивая в прихожую, как обычно, в ослепительно белой майке и ослепительно чёрных трусах.

Это его постоянное требовательное «проблемы, проблемы!» вовсе не значило, что он жалуется, наоборот, все его проблемы он давно отлично решил и теперь срочно требует твои проблемы, чтобы мгновенно решить и их.

— О... мореман! — воскликнул он, на мгновение скрылся и тут же появился в тельняшке. — ...Проблемы? — рявкнул он, теперь уже обращаясь к гостю.

— Нет проблем! — гордо отрезал Алекс.

И Коля, довольный, что, благодаря его вмешательству, все проблемы решены, ушел с дороги, и мы наконец-то смогли пройти к себе.

Впрочем, тут я несколько размечталась... Раскатала губу, оставив Алекса в кресле, и, на минутку всего отлучившись, я увидела по возвращении хмурого, требовательного начальника — и отчасти, может быть, принципиального, строгого педагога.

— Так, значит, и живёшь? — он неодобрительно оглядел мой будуар с нескромными статуэтками. — Ну, а что дальше думаешь?

Сказать?!