Излишняя виртуозность

— Надеюсь, это не повлияет на наши служебные отношения? — сказала я. — Завтра в одиннадцать — Эрмитаж, в восемь — прием в нашем офисе.

Он продолжал смотреть задумчиво: в чём же ошибка? Я повернулась, чтобы идти к выходу. Доедут без меня! Визаут ми!

Но оказалось, что эта оплеуха прочистила уши не только ему.

Ко мне подскочил Макс, весь дрожа, бледный, как сперма.

— Что это было... скажи немедленно!

— Так. Ничего. Вспышка мусора.

— Я всё понял. Ты всегда с ним жила! А я был для вас так... мусоропроводом.

— Да, в общем-то, так... могу идти?

Опоздал, Христофор Колумб! Праздник состоялся... Отца и сына, только еще святого духа здесь не хватало!

Мудрый Алекс, как всегда, использовал даже скверные обстоятельства себе на пользу: раз уж он такой отпетый негодяй, что публично получает пощёчины, то уж, если он и нажрется в дупель, такая мелочь никого не шокирует!

В результате я везла его бронзовый бюст у себя на коленях.

К тому же, когда все радостно высыпали в садик и начали играть в снежки, появились какие-то гарные хлопцы и стали «поправлять» гостям лица крепкими ударами. Я шныряла всюду, как моль, отговаривала, отмазывала, а несколько изумленным французам объясняла, улыбаясь, что это такой русский национальный обычай в новогоднюю ночь.

Потом я везла на своих нежных коленях тяжеленный бюст моего героя и думала с ощущением, похожим на блаженство:

— Какое счастье, что всё это кончилось!

Несват упорно вёз нас за город, в «Волну».

— Данилыч велел!

Даже и в виде бюста уважают.

Я задремала в кресле и вдруг очнулась. В кресле напротив луна отражалась в чьей-то крепкой полированной лысине.

— Рябчук? — воскликнула я.

— Правильно понимаешь, дивчина! — после паузы прохрипел лысый.

Шеф тоже мгновенно проснулся, пытался придать надменность помятому лицу. Рябчук скептически оглядывал его.

— Ну што у нас... с палаццо? — с трудом выговорил он трудное слово.

— Все в полном порядке! — с уверенностью, выдающей испуг, произнёс Алекс.

— А шо по документам у нас? — он повернулся ко мне.

— По документам непросто...

Алекс с ненавистью смотрел на меня: разговорилась!

— Найдены документы, где действительно Аристарх Паншин называется владельцем этого особняка...

Граф надменно выпятил дряблую грудь.

— Но, к сожалению, документ этот весьма своеобразный, — с наслаждением продолжала я, — закладная! Дом идёт под заклад за долги!

Паншин снова злобно поглядел: «Не могла раньше сказать?» — «Когда?!»

— Змея пердячая! — прошипел граф.

Рябчук усмехался.

— Так шо? — он уставился на Алекса.

— К счастью, советская власть освободила нас от долгов! — гордо произнес красный граф.

— Но она ж и от особняков вас освободила! — усмехнулся Рябчук, по-прежнему отражая черепом ясный месяц.

— Ещё интересная подробность, — безжалостно продолжила я... граф обессиленно откинулся на подушку. — Особняк, оказывается, построен не на деньги Паншина!

— А на чьи?

Я с улыбкой посмотрела на расплющенного графа.

— На чьи?.. На деньги его супруги, дочери знаменитого золотопромышленника. Урожденной Крепс!

— Крепс? — проскрипел Рябчук. — Еврейка?

Я выдержала длинную паузу, внимательно разглядывая своего возлюбленного.

— Немка... кажется, — проговорила я.

Привставший было граф снова откинулся.

— Кстати, все дети у них были незаконные! — добавила я.

— Как... незаконные? — страдалец поднялся из последних сил. Гримасы высокомерия мучительно боролись на его лице с позывами к рвоте.

— Так. Незаконные! Имеется прошение на высочайшее имя... госпожи Паншиной... урожденной Крепс, с просьбой признать законными детей, зачатых вне брака, в преступной связи со флигель-адъютантом Паншиным... к которому она и ушла, вконец «зарукоприкладствованная» своим мужем, купцом Тюриным...

Наступила тишина.

— Так правильно рукоприкладствовал, — усмехнулся Рябчук, — если она детей на стороне прижила!

Судя по вспышке на лице, граф хотел вызвать обидчика своей пращурки на дуэль, но почему-то передумал.

— Опять наезжали, что ли, нынче? — показал свою осведомленность Рябчук.

Алекс кинул возмущенный взгляд, естественно, на меня: пач-чему не предотвратила?

Мне начинала надоедать эта комедия. Я поднялась, оделась.

— Будто ты, Жора, не знаешь, — заговорил Александр, — что вся недвижимость под контролем бандитов! Не знал? — Он яростно уставился на друга.

— Да-а... хлебнули шилом патоки, — задумчиво произнес Рябчук.

Неожиданно в животе у Паншина что-то заверещало. Мы с изумленнием вперились в него.

— Ты что это? — проговорил Рябчук.

Паншин, сам не сразу сообразив, что к чему, вытащил из жилетки радиотелефон, поднёс к уху:

— Аллё... — некоторое время он растерянно слушал. — Тебя требуют! — он почему-то испуганно уставился на меня.

— Меня... кто? — я протянула руку к трубке.

— Нет... не так, — он отдёрнул трубку. — Выйти требуют... на переезд!

Наверное, те самые, что встречали трубой!

— Не робей, девонька! — приободрился Рябчук.

— Сама разбирайся со своими амбалами! — взвыл граф.

Я накинула свою кунью шубку.

— Прощайте, Крепс!

И вышла.

— ...Эта? Да, не утонет и в синильной кислоте! — донеслась до меня из форточки лестная характеристика, данная шефом... Спасибо, барин!