Излом

– Непременно, Матушка. – Получив из рук жрицы свое немудреное оружие, я тут же отправила его в ножны на поясе, а Смилла тяжело поднялась из кресла и произнесла:

– Необходимые письма будут разосланы уже сегодня, а пока я сама проведу вас до комнат, – и, кивнув замершим возле кресла жрицам, двинулась вперед.

Некоторое время мы шли по коридорам в полном молчании – эти несколько часов вымотали всех не на шутку, но потом Матерь все же заговорила.

– Я увидела больше, чем следовало, Энейра. И должна заметить, что ты зря не сказала мне сразу о том, где и как впервые повстречалась с Моридом. Половина вопросов отпала бы сама собой.

– Столкновение с разбойниками не имеет отношения к Мэлдину. – Накопившаяся за эти дни усталость теперь взяла надо мною вверх – свинцовой волной она разливалась по всему телу, а потому на замечание Смиллы я ответила едва заметным пожатием плеч, но Старшая не сказала еще своего последнего слова:

– Напрямую не имеет, но приехавший за своей суженой Рэдлин живописал твой подвиг во всех красках – невеста едва не начала его ревновать. Вы разминулись всего на пару дней, а я, если б сразу поняла, с кем имею дело, не задавалась бы вопросом, как вы с Моридом решились на это безумие.

– Рэдлин – болтун, а ждать все равно было нельзя. – Воспоминание о кромлехе заставило меня поежиться от внезапно накатившего озноба, а Смилла покачала головой:

– Да, времени действительно не было. Еще пара жертв – и демон обрел бы свободу. А человеческую кровь он, судя по всему, научился выпрашивать у Ольжаны мастерски.

На этих словах мы дошли до выделенных нам прежде комнат: Мирна тут же кинулась к Рудане – послушница уже привела ее с прогулки и теперь играла с девчушкой в куклы, а я, не найдя Морида, вопросительно взглянула на все еще стоящую в дверях Смиллу.

– Что с ним?

– Я велела перевести его в храмовую келью – это несколько нарушает устои, но теперь Мориду следует находиться как можно ближе к средоточию сил Милостивой, – спокойно ответила Матерь и развернулась, чтобы уйти, но я, мгновенно забыв об усталости, бросилась за ней.

– Вы его вылечите? Я могу чем-то помочь? – Сама не своя от охватившего меня волнения, я схватила Смиллу за руку, но она не обратила внимания на эту дерзость. Лишь грустно качнула головой.

– Он умирает, Энейра. Все кончено.

– Но почему? Ему ведь ненадолго становилось легче?

Споря со Старшей, я нарушала все принятые в святилищах устои, но и смириться с вынесенным «карающему» приговором так просто не могла. Морид – борец по природе, он справится с насланной болезнью, если только ему не откажут в помощи…

Очевидно, все эти мысли ясно отразились на моем лице, потому что Смилла, наградив меня долгим и печальным взглядом, грустно вздохнула.

– Никто не отказывает Мориду в помощи, но все, что мы можем теперь сделать для него, – лишь на время утишать боль и молиться. Пойми, он был обречен с самого начала, ведь из-за проклятия, наложенного на него тварью, он должен был сам стать такой же нежитью. И если бы Морид, вступая с ней в борьбу, по-прежнему думал о мести, так бы и вышло. К счастью, им руководили не обида или жажда расплаты, а желание защитить вас с Мирной – именно поэтому проклятье пало лишь на его тело, не тронув душу. Он останется человеком – до самого конца, и Аркос не будет иметь над ним власти.

Каждое произнесенное Смиллой слово, казалось, тут же обращалось камнем, что тяжким грузом ложился на плечи, но я все же нашла в себе силы распрямиться.

– Если мне будет позволено, я буду с Моридом все то время, что ему осталось… Мне ведомы травы, способные утишить боль… Я…

– Не продолжай. – Матерь подняла руку, заставив меня замолчать, и вновь покачала головой: – Я не могу отказать тебе, но должна предупредить – нож показал мне не только прошлое, но и грядущее. В плату за оказанную Хозяином Троп помощь тебе надо будет пройти по самому краю обрыва, по лезвию ножа… И я не знаю, хватит ли у тебя на это сил. Уедешь сейчас – и приготовленной Седобородым тропы удастся избежать. Подумай…

Несмотря на это увещевание, с ответом я не медлила.

– Уже подумала, Матушка. Я остаюсь.

Римлон.

Десять дней спустя

После долгих дней ненастья солнце ненадолго вернуло себе власть – оно прогнало сырость и холод, вновь напоминая об ушедшем лете.

Вот только сидящему на сливовой ветви ворону яркий блеск лучей пришелся не по вкусу – сердито встопорщив перья, вестник Седобородого хрипло каркнул, всполошив тем самым чирикающих о каких-то своих важных птичьих делах воробьев.

Серая братия немедля перебралась подальше от сердитого соседа, а ворон, проводив их внимательным взглядом, вновь повернулся к небольшому окну, выходящему аккурат в принадлежащий святилищу сад. Сквозь забранные в частый свинцовый переплет стеклянные шарики было невозможно разобрать, что происходит в храмовой келье, но старая птица обладала терпением и мудростью и таки дождалась своего.

Дрогнув, отворилась одна из тяжелых створок – стоящая у окна молодая русоволосая женщина в одеянии жрицы взглянула на по-летнему синее, безоблачное небо и, повернувшись, сказала куда-то в глубину комнаты: