На Дениса нашла кутячья радость – во–первых, снег; во–вторых, прокатиться на машине – что может быть лучше? Татьяна тоже блестела глазами:
«Ах, как красиво! Деревья в снегу! Ах… ах… ах…»
— Деревья-то в снегу, зато от печки теперь не отойдёшь! – рационально заметил я.
«Что за логика у этих женщин? На мой взгляд, фикус в ресторане смотрится намного приятнее, чем цветок в поле».
В проходной, со стороны завода, около небольшого стенда, прикреплённого к стене, собрался народ.
«Что там?» – стал протискиваться сквозь толпу.
На стенде, перечёркнутом с угла чёрно–красной лентой, под большой мужской фотографией чёрной тушью были выведены даты и сообщалось откуда и когда состоится вынос тела.
— Что на мужиков нашло? – охали женщины. – До пенсии доживать не стали.
— Доживёшь с вами! – пошёл я в цех.
Родионов, Плотарев и мой учитель, сгрудившись за столом мастера, обсуждали случившееся. Через полчаса расстроенный Чебышев молча сел на свое место и сосредоточенно стал возиться с часами. Я приступил к прибору.
— Да–а, – иногда вздыхал учитель и тряс головой.
— Знал его? – рассматривая прикрученный конденсатор, спросил у Лёши.
— Бураханова-то? Великий токарь был! – со значением произнёс он. – Таких поискать надо… Самородок!.. Без образования, а вносил такие рацухи, что по всей области внедрялись. Да что там области, пол–России его резцами работает, – опять тоскливо затряс головой. – Вот кому орден следовало давать.
— А у него не было?
— На государственную выдвигали, да больно с начальством заносчив, и закладывал, – щёлкнул себя по кадыку Леша.
— А ты его откуда знал, ведь не токарь?
— Здравствуй?! Мы с ним в молодости за заводскую команду в футбол играли, – отодвинул батист с часами и положил чуть подрагивающие руки на стол. – Стойкий защитник был, получше некоторых, которые сейчас в высшей лиге. Предлагали ему в команду мастеров, что ты, отказался, – стал вспоминать Алексей Григорьевич. – Считал, что у станка больше пользы принесёт, чем бегая по полю. Классный футболист бы получился, – расчувствовался учитель. – Раньше, где бы не играли, ползавода за нами ездило. В любой район города. Если проиграем, хоть на работу не приходи, такого наговорят – только держись. Рабочий класс-то, он прямодушный, и не платили нам за это, и не освобождали. Перед игрой отпустят на час пораньше размяться – и всё. А желания играть и азарта побольше было, чем у теперешних. Эти только за деньгами на завод бегают, а выиграли или проиграли, им и заботы нет.
Говорю Генке – вратарю нынешнему: «Что так играли? Объелись, что ли?». Он: «Иди, дядь Лёш, сам попробуй!».
Да пробовал, – неожиданно разозлился учитель. – Летом в футбол, зимой в хоккей. И ничего! Только ноги вот, – задрал он штанину – кроме белых лямочек кальсон, я ничего не увидел – переломаны все. Да–а-а, – опять затряс он головой, вспомнив Бураханова, – и палат каменных не нажил. Как говорится, умер с чистой совестью на голых досках. Если бы не эти рацухи, ещё бы пожил. Пока что-то внедришь, год жизни потеряешь.
Завтра – в Москву? – перевёл разговор в другое русло. – Даже ехать расхотелось.
Чего сидишь? Работай давай! – сорвал на мне нервы.
За выходные снег растаял, что освободило меня от обязанностей дворника.
В понедельник цех почти заполнился – середина месяца. Появился и Пашка.
— Ну, Главный! Во даёт! – орал на весь участок. – Не иначе, «Ленина» получит. В Москву так просто не вызовут, – не мог он успокоиться.
Участок гадал на все лады и без конца пережёвывал это событие. Не каждый день ордена вручают.
Контролеры сомневались: достоин ли? Ведь выпивает человек.
— Потому и орден заработал! – горой вставал на защиту «главного» Пашка.
— Вы разве слышали или читали где, чтобы ангела или архангела в Кремле хоть пустяковой медалькой наградили? Пусть даже за выслугу годов? Нет?.. То-то.
Выглянувшее солнце слепило и мешало работать. На нашем этаже полотняные шторы не разрешались – гироскопия. Окна закрывались узкими полосками мутного полиэтилена, прикреплённого к металлическому каркасу. В пасмурный день жалюзи с помощью рычажка открывались, сейчас же контролёры закрыли их. Сквозь неплотно подогнанный полиэтилен пробивались узкие пучки света, расчертив в полоску наши костюмы.
«Словно арестанты!» – в душе рассмеялся я. Чем-то надо поднимать настроение.
Весь понедельник возился с прибором. Вечером выяснилось, что не хватает одной финтифлюшки, чтобы собрать его окончательно.
— Со дня на день будет, – обнадежила распред, – а сейчас нет.
— Вот так всегда! – словно цеховой ветеран, возмутился я. – На десять минут работы – неделю прождёшь, – тащился общаться с массами в курилку. На следующий день деталюшку, разумеется, не принесли, поэтому я опять дышал смогом, пил газированную воду и узнавал много интересных и полезных вещей.
Так, оказывается, колибри – самая маленькая птичка.
Снежный человек существует – Гондурас даже видел его, а Пашка и вовсе разговаривал.
«Каца, что ли, подразумевают?»
Лошадиный помёт, ежели приложить его к нужному месту, прекрасно стимулирует.
Митрофаниха в молодости давала Чебышеву, и прочее, и прочее в том же плане.