– Минуло восемьдесят семь лет, как отцы наши основали на этом континенте новую нацию, своим рождением обязанную свободе и убежденную, что все люди рождены равными![10]
– Дважды четыре – восемь. Дважды пять – десять. Дважды шесть – двенадцать.
– Папа! – завопила Мег. – Папа!
Этот вопль, почти непроизвольный, вырвал ее разум из тьмы.
Таблица умножения сменилась раскатистым хохотом.
– Великолепно! Великолепно! Предварительный экзамен вы сдали на отлично!
– А вы что думали, мы так легко поддадимся на эту старую уловку? – осведомился Чарльз Уоллес.
– Ну, я надеялся, что нет. От всей души надеялся. Но вы все-таки еще очень молоды и крайне впечатлительны. А чем моложе, тем лучше, молодой человек! Чем моложе, тем лучше!
Мег посмотрела в его багровые глаза, на мигающий над ними свет – и отвела взгляд. Она попыталась смотреть на рот, на эти тонкие, почти бескровные губы – так было проще, хотя смотреть все равно приходилось краем глаза, так что Мег не была уверена, как на самом деле выглядит это лицо: молодое оно или старое, жестокое или доброе, человеческое или инопланетянское.
– Извините, пожалуйста, – сказала она, стараясь говорить спокойно и смело, – мы сюда пришли только затем, чтобы найти папу. Мы думаем, что он здесь. Не могли бы вы подсказать, где его искать?
– Ах ваш папа! – весело фыркнул он. – Да-да, ваш папа! Видите ли, юная леди, вопрос не в том, могу ли я. Но вот скажу ли я?
– Ну вы же скажете?
– А это много от чего зависит. Зачем вам ваш папа?
– У вас что, папы не было, что ли? – осведомилась Мег. – Папа – он низачем. Он просто нужен, потому что он – папа.
– Ну да, но ведь в последнее время он себя ведет совсем не так, как следовало бы папе, верно? Бросил жену, бросил четверых маленьких детей и умчался на поиски приключений!
– Он на правительство работал. Иначе бы он нас никогда не бросил. И мы хотим его видеть. Пожалуйста! Прямо сейчас!
– Ну надо же, какая эта барышня нетерпеливая! Уж потерпите, юная леди.
Мег не стала говорить этому человеку в кресле, что терпение никогда не было одним из ее достоинств.
– Кстати, детки, – продолжал он любезным тоном, – вы знаете, вам ведь вовсе не обязательно разговаривать со мной вслух. Я вас и так понимаю – не хуже, чем вы понимаете меня.
Чарльз Уоллес вызывающе подбоченился.
– Звучащая речь – одно из величайших достижений человечества, – провозгласил он, – и я намерен продолжать ею пользоваться, особенно с теми, кому не доверяю!
Однако голос у него дрожал. Чарльз Уоллес, который даже младенцем почти не плакал, готов был разрыдаться.
– А мне ты, значит, не доверяешь?
– А почему мы должны вам доверять?
– Но разве я давал вам повод мне не доверять?
Тонкие губы раздвинулись в усмешке.
И тут вдруг Чарльз Уоллес ринулся вперед и ударил человека в кресле изо всех сил – то есть довольно сильно, близнецы же его постоянно тренировали.
– Чарльз! – вскрикнула Мег.
Люди в черной форме плавно, но стремительно кинулись к Чарльзу. Однако человек в кресле небрежно шевельнул пальцем – и люди в черном отступили.
– Держи его! – шепнул Кальвин.
Они с Мег дружно кинулись вперед, схватили Чарльза Уоллеса и оттащили его от возвышения.
Человек в кресле скривился, и его мысленный голос звучал довольно неровно, как будто от удара Чарльза Уоллеса у него все же перехватило дух.
– Нельзя ли спросить, зачем ты это сделал?
– Затем что вы – не вы, – ответил Чарльз Уоллес. – Я не знаю точно, кто вы, но вы, – он указал на человека в кресле, – не тот, кто с нами разговаривает. Простите, если сделал вам больно. Я не думал, что вы настоящий. Я подумал, что вы, может быть, робот, потому что от вас напрямую ничего не идет. Я не знаю точно, откуда оно идет, но оно идет через вас. Это не вы.
– Ну надо же, какой умник! – процедил мысленный голос, и у Мег возникло неприятное ощущение, что в голосе звучит рык.
– Дело не в уме, – возразил Чарльз Уоллес, и Мег снова почувствовала, как вспотела ладошка у нее в руке.
– Ну что ж, попробуй тогда разузнать, кто я! – поддел его мысленный голос.
– Да я уж пробовал! – сказал Чарльз Уоллес высоким встревоженным голоском.
– Посмотри мне в глаза. Загляни в них поглубже, и я тебе скажу.
Чарльз Уоллес бросил взгляд на Мег, на Кальвина, потом сказал как бы себе самому: «Что ж, придется!» – и устремил свои ясные синие глаза на багровые глаза человека в кресле. Мег смотрела не на человека в кресле, а на братишку. Вскоре ей показалось, что взгляд у него расфокусируется. Зрачки делались все меньше и меньше, как будто Чарльз Уоллес смотрел на чрезвычайно яркий источник света, а потом наконец исчезли вовсе, и глаза у него сделались сплошь мутно-голубыми. Он вынул ладони из рук Мег и Кальвина и медленно направился к человеку в кресле.
– Нет! – вскрикнула Мег. – Нет!
Но Чарльз Уоллес все так же медленно шел вперед, и Мег поняла, что он ее не слышит.
– Нет! – снова вскрикнула она и кинулась следом. Неумело поставила ему подножку и сама повалилась на него.