Излом зла. Истребитель закона

Махмуд Солтанов никогда не занимался воинскими искусствами, хотя оружием владел профессионально, как и всякий чеченец. Он и теперь реагировал на атаку Соболева как боевик, выхватывая из-под полы черкески пистолет. Матвей поэтому достал его первым, передавая смертельный импульс космек ударом в шею. Этим ударом убить Посвященного, владеющего приемами лечения и очищения организма от любых ядов и воздействий, было невозможно, однако на восстановление требовалось время, и министр иностранных дел перестал быть опасен.

Иное дело – Борз. Министр безопасности тоже не особенно хорошо знал искусство боя, но все же когда-то изучал всякие системы и реагировал быстрее. Матвею понадобилось исполнить сложный танец текучих переходов и отклонений – Борз успел достать «беретту» и начал стрельбу, – пока он не вышел на дистанцию максимальной действенности приема и не вбил в висок кардинала «гвоздь» – удар из русбоя костяшкой указательного пальца, и тоже – с выплеском энергии космек.

А потом ему показалось, что на него упала гора и расплющила в тонкий кровавый блин… Пентарх Шароев не стал демонстрировать свое воинское умение, обрушив на психику Матвея мощнейший фрустирующий раппорт силы Голаб с ориентацией заряда на медленную смерть соперника. Матвею удалось отбить раппорт «поворотом психического зеркала защиты» и даже поупираться в пространстве астрала, куда вылетела его душа, посопротивляться лавине внешнего воздействия, но к личному излучению пси-поля пентарх добавил разряд «глушака» – чтобы уж наверняка добить сопротивляющегося, и сознание Матвея вылетело из тела, как теннисный мяч от удара ракетки, тихо улеглось на «островке» защитных психических структур организма, который пентарх не разглядел…

Матвей не знал, что его атаки окончились для соратников Шароева плачевно. Махмуд Солтанов вынужден был лечить разорванную шею и сломанную ключицу, что далось ему с трудом. Салману Борзу досталось больше. Импульс «смертельного касания» был так силен, что едва не привел к летальному исходу. Спасло министра только вмешательство Шароева, озадаченного столь очевидным проявлением силы человеком, из-за которого земную реальность вынужден был посетить сам пентарх Удди, замыкающий пятерку архонтов – иерархов высшего уровня. Поэтому Шароев не стал добивать Соболева, а велел отнести его в свой личный бункер под дворцом, имеющий специальную камеру-одиночку «для особо почетных гостей»…

Оса в бутылке из-под пепси-колы зажужжала, пытаясь выбраться, но попала в остатки жидкости и замолкла. Матвей, видевший ее попытки инфразрением, снова усмехнулся. Он сейчас тоже напоминал осу в бутылке, но в отличие от нее почти не имел свободы маневра. Ей, чтобы освободиться, достаточно было добраться до горлышка бутылки, ему предстоял гораздо более трудный путь.

Тонкая струйка свежего воздуха коснулась ноги. Матвей сосредоточился на восприятии окружающего мира.

Сначала он осмотрел камеру инфразрением и нашел дверь – стальной прямоугольник высотой в два, шириной в один метр и толщиной в двадцать сантиметров. Такую дверь трудно пробить даже из пушки, не то что перочинным ножиком. Дверь не была герметичной: струйка воздуха сочилась в тонкую щель под ней. Кроме входной, обнаружилась еще одна дверь – потайная, замаскированная под стену. Стены камеры были сложены из отесанных каменных глыб и не давали сомневаться в их прочности.

Тогда Матвей перешел на ультрафиолетовый диапазон зрения, почти ничего не давший исследователю места заключения, потом на радиоволны и восприятие электромагнитных полей. Мрак помещения сменился на причудливое призрачное свечение стен, плавно меняющее оттенки, искажающее очертания предметов. Потайная дверь при этом светилась сильнее входной, но изнутри камеры открыть ее было нельзя, ручной и механический приводы были установлены за ней в узком коридорчике с клетью лифта; перейдя на гиперзрение, Матвей отчетливо разглядел и коридорчик, и трубу лифта, и механизмы, управляющие приводами.

На мгновение все померкло перед глазами узника: организм, еще не восстановившийся полностью, сопротивлялся активному энергопотреблению. Пришлось дать телу и мозгу отдых, уходя в медитационный транс и сократив до минимума потребление кровью кислорода. Если бы кто-нибудь сейчас вошел в камеру и осмотрел пленника, он решил бы, что тот умер: температура тела упала до тридцати градусов, пульс не прощупывался, сердце работало в ритме пяти-шести ударов в минуту, легкие не дышали.