Излом

Сейф запихнули в «рафик.» И тут из дома вынесли нашего бойца.

— Одного убили, сволочи, – из пустоты материализовался полковник, – и, кроме тебя, трое ранены… Быстро, быстро по машинам, – рявкнул он и полез в подъехавший «Мерседес».

Прихрамывая, с трудом забрался в свои «Жигули».

«Кто же погиб?» – пока ехали, думал я.

Сейф на даче вскрывал опер, за время службы перенявший богатый опыт у медвежатников. Правда, возился долго.

К нашей радости и удивлению, он оказался набит наличностью в крупных купюрах, а во встроенном небольшом отделении, с которым опер занимался до обеда, оказались доллары и около килограмма золота в ювелирных изделиях. Пока он мучился, пошёл взглянуть на убитого, и настроение от удачно проведенной операции сразу пропало. Им оказался молодой парень, возивший нас в Ахтубинск.

Он лежал на улице. Подёрнутые пеленой смерти синие глаза глядели в такое же синее утреннее небо. Но небесная синь дышала жизнью, а синева глаз – холодом и смертью. Закрыть его глаза не решился и молча ушёл в дом.

— Ничего себе, награбили, – перебирал золотые украшения полковник.

Не понял, о ком он.

Ему и участникам акции отдал половину найденной наличности, что составило значительную сумму.

«Другая половина, доллары и золото пойдут в кооператив», – решил я.

Василий Данилович был несказанно доволен. В армии он таких денег не видел.

— Удачный денёк! – приговаривал полковник. – Всего один погибший… Раненых мало, и те легко, оружия набрали и денег кучу…

О двух десятках боевиков, отправленных сегодня с его помощью на тот свет, он и не вспоминал.

Ещё меня беспокоил убежавший Кулаев. Я печёнкой чувствовал, что своё слово он непременно скажет…

Чебышев, мой учитель, был отомщён!.. Ценой молодого парня и двух десятков боевиков…

Через три дня хоронили моего бойца. За это время успели привезти из Ахтубинска его мать. Встретиться с ней я не посмел и лишь передал с Василием Даниловичем огромную сумму денег. На похороны тоже не пошёл.

«Я не хочу знать его имени, чтобы оно потом не преследовало меня», – глотал рюмку за рюмкой, глядя пустыми глазами в окно.

Полковник принёс обратно толстый конверт с деньгами и записку от матери: «За деньги сына не куплю!».

— Не взяла! – заскрипел зубами. – Данилыч. Поставьте ему на памятник синий самолёт… Пусть летит на нём в синее небо! – стёр набежавшую слезу. – Скажи его матери и ребятам, что я очень болен…

ЧАСТЬ 4

1

«Что я очень и очень болен, сам не знаю, откуда взялась эта боль… то ли ветер свистит над пустым и безлюдным полем, то ль, как рощу в сентябрь, осыпает мозги алкоголь…» – оставшись один, допивал бутылку.

На экране телевизора что‑то шептала под музыку безголосая дочка первой российской певицы, а перед глазами стояло лицо погибшего парня…

Вечером забежал Валерий.

— Чего грустишь, братила, как выражаются в ваших кругах. всё перемелится – мука будет… Бросай к чёртовой матери свой бизнес да вступай в орден русских витязей, — довольный жизнью уселся в кресло. – В фашизме нет традиции в отличии от черносотенного движения и он ненавистен старшему поколению. Им уже не обьяснишь, что русские фашисты – за Россию, а не за Германию… Если бы не еврейские средства массовой информации, никто бы и не знал, что они существуют. Ну скажи на милость, какой у молодёжи будет патриотизм, если даже учебник истории сообщает о том, что разгром немцев во второй Мировой войне начался не русскими со Сталинграда, а американцами с Пирл Харбола, где их полностью расколошматили япошки… Но они как‑то сумели переломить ход войны, вступив в неё лишь в сорок четвёртом году, когда русские и без них одерживали победы на всех фронтах. Величайший пример загребания жара чужими руками. В первую Мировую Америка вступила лишь в семнадцатом году, за год до окончания войны и снова получила дивиденды в отличии от России, вынесшей на себе всю кровь вшей и грязь…

Какой‑то продажный еврей по их заказу и написал этот учебник, хотя точно знал, что войну выиграли не американцы а евреи. Скоро напишут, что Ледовое побоище помогли провернуть Александру Невскому евреи, не говоря уж о Куликовской битве. Засадный полк, опрокинувший хана Мамая, являлся ничем иным, как израильским спецназом, а его руководитель, воевода Боброк, был вовсе не Боброк, а князь Рабинович… И даже у Пересвета, который схватился со ставленником Ясира Арафата, бугаём Челубеем, нашли под шлемом еврейскую шапочку, — веселил он меня. – А фамилия Дмитрия Донского была Рюрикович… Американцам же наоборот, всюду мерещатся русские шпионы. По их версии даже Робин Гуд был наш разведчик, заброшенный в тыл врага Иваном Грозным, чтоб отравить их говядину…

Через несколько дней после акции ко мне в офис провели ставшего белым от ярости азербодского авторитета.

— Ты чё?! – брызгал он слюной. – Ты под кем ходишь? – сверкал белками глаз.

В кабинете, кроме меня, находился Менлибаев, который и привел коронованного лаврушника.

— Э–э-э, братан, с людьми говоришь, да! – оборвал он его. – Чего шерсть вздыбил?..

— А ты, чмо узкоглазое, заткнись! – ощерился азербайджанец.