Излом

«Вот же он… таинственный босс! Совсем рядом находился», – в волнении заметался по комнате.

— Это Марк Яковлевич, – сообщил полковнику, – когда‑то работал у него. А мы ищем… Ну, гад! Милиции ни слова… Подполковник с ним дружен… был, по крайней мере… Достать его семью из‑под земли, даже если за границу отправил. Быстро! Времени в обрез. Подключай Менлибаева с его урками… А менты пусть с Кулаевым занимаются, – повеселел я. – Завтра преподнесу ему сюрприз… Ох и преподнесу… – в волнении ходил по комнате.

«И как я раньше не догадался? – корил себя. – Теперь ты, Марк Яковлевич, в моих руках… Посмотрим, кто кого!..»

17

Дислокацию и диспозицию завтрашнего боя разрабатывали совместно с полковником. Он просто задурил меня военными терминами. Ситуацию тщательно и по нескольку раз прорабатывали, стараясь учесть любые нюансы.

«Милицию введём в самый последний момент, – решили мы. – Пусть пенки собирает!» – великодушно позволили подполковнику.

Сидели до самого утра.

— Всего, к сожалению, не предусмотришь, – вздохнул я. – Как там занимаются семьёй Марка Яковлевича?.. Это сейчас самое основное!

— Все силы бросил, – ответил полковник.

Утром позвонил милицейский чин и доложил, что Кулаев молчит, собака.

— Молодец! – радовались мы.

— Нового ничего нет? – выуживал он информацию.

— Нет! Нет! Всё без изменений, – отвечали мы.

— Держитесь! Я им хвосты ещё накручу, – уверял милиционер.

— Ну его, мудака! – уходили мыслями в схему дорог и места встречи.

— Ты вот что, Данилыч, вертолёт небольшой найми!.. На машинах незаметно не подъедешь, а подлететь можно… Поговори с вертолётчиками. Обещай спортзал, бассейн, квартиры – всё, что попросят, лишь бы согласились.

— Да куда они денутся? У меня друзья там, – рокотал он уставшим голосом. – Отдохни немного, Викторыч… Дел на завтра много, вернее, уже на сегодня, – смачно, во весь рот, с подвывом, зевнул.

Эту ночь успокоенная мной Татьяна немного подремала.

Оставшись один в своей комнате, напряжённо смотрел в светлеющее окно.

«Утро! Новый день! Самый важный в моей жизни», – думал я.

Страх и неверие навалились тяжёлой волной.

«Денис! Держись, мой родной! – с тоской думал о сыне. – Больше не звонят! Жив ли он? Лучше не думать об этом», – на глаза попалась икона, которую подарил мне деревенский дед.

«Люби людей!.. – мысленно произносил его заповеди. – Всегда помни, что ты – Человек! Но ведь и другие должны быть людьми!.. Человек в стае волков не сумеет выжить, они его загрызут… Если сам не станет ВОЛКОМ… Надо становиться ВОЛКОМ… Деньги!.. Деньги!.. Деньги!.. Вот на чём держится современный мир. На деньгах и силе… А не на доброте и любви»…

Достал стоявшую на стеклянной полке бара среди хрустальных фужеров, графинов и рюмок икону, и прислонил её к телефону на журнальном столике. Сам сел в кресло напротив. С потресканной доски глядели наивные мальчишеские глаза, в глубине которых, на самом дне, скопилась мудрость поколений. Я бережно взял икону и поднёс поближе к окну. Восходящее летнее солнце осветило её.

«Вседержитель», – прочёл славянскую вязь.

Этот юноша меньше всего походил на Вседержителя… Гладкие длинные тёмные волосы с пробором посередине ложились на плечи. Высокий, открытый чистый лоб, небольшая шелковистая бородка, оттеняющая беззащитность шеи. Казалось, одень его в джинсы и модную куртку, и он станет твоим современником, так мало в нём было божественного…

Но поражали глаза… Глаза Бога!.. В них и печаль, и радость, и тоска, и любовь… Земная любовь!!! Он любил меня!.. Что‑то хотел сказать, в чём‑то открыться, от чего‑то уберечь… Он поднял правую руку, не тронутую пока гвоздями, и смотрел мне в лицо…

И я понял! Он ведает свою судьбу! Она открылась ему! Он знает, что Крест Его готов и надо взойти на него, и претерпеть муки физические…

Но не они страшат… А страшно, что всё это зря… Что человек не станет от этого лучше, не станет чище, не станет добрее…

Но он взойдет на Крест!!!

Он станет совестью человека, его надеждой и вечным укором.

Ещё раз внимательно вгляделся в его глаза, и мне показалось, что это глаза моего сына…

«И лик тоже его!.. – провёл рукой по лицу, чтоб убрать наваждение. – Получается, что сын пойдет на Крест за меня?! За мои грехи?!» – с трепетом поставил икону на столик и упал на колени.

— Господи!.. Помоги мне и сыну моему… Господи… Уповаю на Тебя… Всё в руках Твоих… И Жизнь! И Смерть!

— Защити моего сына, спаси его и помилуй, Господи… Одари его Жизнью!!! – перекрестился я и низко склонил голову.

Затем снова взглянул в глаза Бога и не увидел в них ненависти, а лишь безмерную жалость и любовь. После всего Он верил в меня и любил. Слезы затуманили глаза и сделали лицо Христа живым…

«Это за меня принял Он мученический венец, за меня взошел Он на Крест, и всё оказалось напрасно!..»

В глаза бросилась беззащитная шея, которую так легко перерезать… и сердще моё затрепетало от жалости… и от любви!..

Я поднялся, готовый к действию, ко всему, что принесёт новый день.

Позвонил полковнику:

— Завтра отоспимся, сегодня крутиться надо. О семье ничего не известно?..