— Одно из ясных указаний на то, что авторы этих двух легенд не древние представители вашей культуры, заключается в том, что земледелие в них изображается не как желанная возможность и свободно сделанный выбор, а скорее как проклятие. Истинные авторы в буквальном смысле слова не могли себе представить, что кто-то может
— Да, теперь это кажется очевидным. С точки зрения нашей собственной культуры переход к земледелию — прелюдия расцвета. В библейских легендах оно — участь падших.
— У меня есть вопрос, — сказал я Измаилу. — Почему говорится, что Каин — первенец Адама, а Авель — его младший брат?
Измаил кивнул.
— Значение этого скорее мифологическое, нежели хронологическое. Я имею в виду, что этот мотив ты обнаружишь в фольклоре и сказках всех народов: если речь идет об отце и двух его сыновьях, достойном и недостойном, почти всегда недостойным оказывается любимый первенец, а достойным — младший сын, неудачник.
— Ну хорошо. Только почему они вообще стали считать себя потомками Адама?
— Не следует смешивать метафорическое мышление с биологическим. Семиты не рассматривали Адама как своего биологического предка.
— Откуда ты знаешь?
Измаил ненадолго задумался.
— Тебе известно, что значит «Адам» на древнееврейском? Мы не можем знать, конечно, какое имя дали ему семиты, но оно наверняка имело то же значение.
— Оно значит «человек».
— Конечно. Человеческий род. Ты полагаешь, что семиты считали весь человеческий род своими биологическими предками?
— Нет, конечно.
— Согласен. Родственные связи в легенде должны пониматься метафорически, а не биологически. Как они понимали это, грехопадение разделило людей на две части — хороших и плохих, пастухов и пахарей; и вторые принялись убивать первых.
— О'кей, — кивнул я.
— Однако, боюсь, у меня есть еще вопрос, — сказал я.
— Не нужно извиняться. Ради того, чтобы получать ответы на свои вопросы, ты сюда и приходишь.
— Хорошо. Вот в чем заключается мой вопрос: в каком качестве во всем этом участвует Ева?
— Что значит ее имя?
— Согласно Писанию, оно означает «жизнь».
— Не «женщина»?
— Нет, Писание говорит «жизнь».
— Дав ей это имя, авторы Библии ясно показали, что искушение Адама не связано с сексом, сладострастием, любовью. Адама соблазнила
— Не понимаю.
— Подумай вот о чем: сотня мужчин и одна женщина не произведут на свет сотню младенцев, а сотня женщин и один мужчина — произведут.
— Ну и что?
— Я говорю о том, что в плане экспансии населения мужчинам и женщинам отводятся совершенно разные роли. В этом отношении они ни в коей мере не являются равными.
— О'кей, но я все равно не вижу связи.
— Я пытаюсь заставить тебя думать, как думали народы, не приобщившиеся к земледелию, для которых контроль над численностью населения всегда был важнейшей проблемой. Давай я опишу тебе ситуацию упрощенно: пастушье племя, состоящее из пятидесяти мужчин и одной женщины, не испытывает опасности демографического взрыва, но племя, состоящее из одного мужчины и пятидесяти женщин, окажется в большой беде. Люди есть люди, и очень скоро в таком племени вместо пятидесяти одного человека окажется сто один.
— Верно. И все равно, боюсь, я не вижу, какое отношение это имеет к Книге Бытия.
— Прояви терпение. Давай вернемся к авторам легенды — пастухам, которых земледельцы с севера оттесняют в пустыню. Почему братья с севера теснили их?
— Они хотели превратить пастбища в пашню.
— Да, но почему?
— А, понял. Им нужно было производить больше продовольствия для растущего населения.
— Именно. Теперь ты готов произвести еще одну реконструкцию. Ты можешь видеть, что пахари не были склонны ограничивать себя, когда дело доходило до экспансии. Они не контролировали рождаемость; когда пищи недоставало, они просто обрабатывали больше земель.
— Верно.
— Итак, кому же эти люди сказали «да»?
— М-м… Кажется, я вижу, но смутно, как отражение в стекле.
— Посмотри на ситуацию вот с какой точки зрения: семитам, как и большинству не перешедших к земледелию народов, приходилось строго следить за соотношением полов. Избыток мужчин не угрожал стабильности населения, но избыток женщин определенно ничего хорошего не сулил. Это тебе понятно?
— Да.
— Однако то, что семиты видели у своих братьев с севера, весьма отличалось от их обычаев: рост населения тех не беспокоил, они просто увеличивали посевные площади.
— Да, это мне понятно.