Чепуха. Абсолютная чепуха. Любое желание имеет полное право на осуществление. Конечно, кроме нацеленных против какой угодно жизни. Например, куста или бабочки. Армия нацелилась против жизни. Это когда-то, в неведомые Стасе сороковые, памятные ее бабушке, солдаты защищали. Хотя и о тех временах рассказывали много смутного и темного. Но землю-то спасли. Почему теперь не могут спасти молоденьких солдатиков, погибающих каждый день? Или не хотят?
Мы живем в воюющей стране, думала Стася. Мы привыкли к ней, потому что она идет не на нашей улице, не в нашем городе. Но к войне нельзя привыкать. И в этой по меньшей мере странной бойне мы воюем сами с собой: гражданская, наверное, значительно страшнее других. Только зачем сравнивать? Страшна любая. А Стася хочет самой малости: навсегда остаться со своим сыном.
Говорить с ним о том о сем. Бывать и там и сям. Смотреть всякую дребедень по телевизору и любимые фильмы по видаку. Обсуждать книги и клипы. Слушать музыку. Ходить в мокрень по ледяной окрошке. Видеть, как растет зеленый листик, как стекает с него капелька…
Ну, это перечисление может затянуться надолго, а у Стаей нет на него времени. Потому что ее ребенок вырос почти до метра девяносто и получил повестку из военкомата.
Зачем она ему, он представлял смутно. Он вообще не понимал, как любой его сверстник, почему, кроме родителей, кто-то еще может предъявить на него права, чего-то от него потребовать. Он не понимал сути этой связки «человек — государство» и правильно делал. Потому что там нечего понимать.
Чепуха. Абсолютная чепуха. Пустота. Ни законы, ни юристы, ни философы до сих пор не смогли объяснить смысла и содержания наших со страной взаимоотношений. Они туманны и размыты, лишены точных и логических основ, далеки от правильных определений. А пора бы, кажется, навести в этом деле порядок, давно пора. Почему никак никому не удавалось убедить Стасю в том, что в работе государственной машины все уже много лет назад ясно и понятно, что комментарии излишни и закон есть закон? Она не понимала и не принимала никаких толкований и объяснений, потому что ее ребенка могут в любой момент оторвать от нее и увезти в неизвестном направлении. Почему? По какому праву?
Наших прав и обязанностей тоже, кстати, четко и ясно не определили, думала Стася. Так, вязкие намеки, легкие штришки и неожиданно тяжелые плиты с начертаниями обязательной любви и служения родине.
Чепуха. Абсолютная чепуха. Пустота. Службы без любви быть не должно, это понятно, иначе начинается казенщина и казарма, как в данном конкретном случае. Что же касается любви… Родину нельзя любить, как женщину, нужны какие-то другие основания, хотя она очень похожа на даму, да и род один, а это говорит о многом. Капризна, своевольна, требовательна, истерична, склонна к приукрашиваниям, легкомыслию, кокетству… Но все-таки женщина отличается еще способностью к самоотдаче, а отчизна хочет брать, брать и брать… В школу, на целину, в армию… И в лагерь.
У Вигена был хороший знакомый, зубной техник, часто повторявший:
— Я всю жизнь провел в лагерях: сначала в пионерском, потом в немецком в Отечественную, затем на Соловках после освобождения из немецкого плена, а потом и до конца жизни — в социалистическом.
Над дверью у протезиста висел нацистский крест с дубовыми листьями. Сначала посетители не очень понимали, что это такое, говорили:
— Какой у вас крестик!
Затем подходили посмотреть ближе и изумлялись, увидев свастику в центре, и поворачивались к хозяину в немом вопросе.
А зубной техник, смеясь, объяснял:
— Это я из фашистской Германии привез, когда из плена вернулся. Все равно как трофей. Такая вот память…
Как-то раз Стася спросила его, какой лагерь страшнее. Он тотчас ответил:
— На Соловках.
Он немного ошибся насчет своего конца жизни — ему довелось увидеть нечто новое: вроде бы жизнь изменилась, и социализм куда-то делся, а до коммунизма так и не добрели… Новое ли?
Чепуха. Абсолютная чепуха. Изменилось слишком мало, поверхностный слой, раз Стасиного ребенка все равно хотят забрать в армию. Брать, брать, брать… Зачем, почему, с какой целью? Чтобы убить, замучить, довести до состояния тупого подчинения и крайнего истощения. Потому что ее ребенка с его пятьдесят четвертым размером и ростом под метр девяносто нужно хорошо и много кормить, потому что у него бывают головные боли, и тогда ему нужно полежать, выпить крепкого сладкого чая и таблетку… Потому что…
Как надоели эти бесконечные почему да потому… Не нужно ничего объяснять, когда и так все ясно. Объяснения хороши только в школе, да и то не всегда. Стася вообще отменила бы любые объяснения: дураку не помогут, а умный все сам поймет. Комментарии излишни. Они излишни всегда. Неужели непонятно? Понятно, но никто не хочет ничего понимать. Зачем прибавлять себе лишние заботы и никчемушнюю головную боль? И так всякого-перевсякого хватает. У каждого. У всех. Вокруг и рядом. И все околоживущие все понимают и ничего не хотят понимать. Правильно делают.