Измена

Вернувшись в Нью-Йорк, я вновь полез в архивы и мемуары. И убедился, что в те месяцы вдова планировала поездки в Югославию, Швецию, Индонезию, Панаму, Аргентину, Финляндию и Бразилию. В некоторые из этих стран даже слетала на пару дней.

В Бразилии пробыла неделю, поездив по джунглям Амазонки и наметив новую поездку. Но новый визит отменила после местного путча и появления Бразилии на первых страницах газет (только тогда и стало известно, что в марте шестьдесят четвёртого года Жаклин тайно в этой стране побывала).

Все планируемые и совершённые поездки объединяла странная черта: выбирала вдова страны удалённые, никого не интересовавшие, не игравшие никакой роли в борьбе за мировое господство. Более того, ни одна из этих стран не была членом военных и политических блоков, не собиралась выдвигаться на первые места в экономике, не испытывала особых внутренних потрясений. То есть в первые месяцы после гибели мужа Жаклин выбирала для своих поездок не любимые ею Францию или Англию, а задворки мира, хотя задворки стабильные.

И каждый раз, как только сведения о готовящейся поездке вдруг просачивались в печать, визит отменялся. В Индонезию, например, Жаклин решила не ехать, когда в начале апреля министр иностранных дел страны господин Субандрио обмолвился на пресс-конференции, посвящённой окончанию переговоров с голландским коллегой, что в ближайшее время в Индонезию из США собирается переехать на ПМЖ некая весьма важная и знаменитая дама, дабы найти отдохновение после обрушившейся на неё трагедии. Уже купленные на рейс Нью-Йорк — Джакарта билеты были сданы на следующий день после выступления болтливого министра.

Но в апреле шестьдесят четвёртого года, как отрезало. Никаких очередных подготовок к странным поездкам. Никуда. Как будто дама и её друзья убедились в невозможности сохранять инкогнито в этих богом забытых странах. Как будто приняли решение жить только дома, осознав, что самое незаметное место — это самое заметное.

Итак, создавалось впечатление, что Жаклин собиралась поселиться в Аргентине, а когда не получилось, решила обосноваться то ли в Бразилии, то ли в Индонезии, то ли в Югославии (стране социалистической, но стоявшей особняком, в друзьях Советского Союза не числящейся).

Впечатление надо было подтвердить или опровергнуть.

Проверять Бразилию и Индонезию не имело смысла. Найти следы пребывания вдовы я бы сумел и там, но зачем? Для подтверждения выводов достаточно было слетать в близкую Черногорию — тихий осколок былой Югославии. Поэтому, решив плодотворно использовать положенный отпуск, я взял Мари и укатил на Адриатическое море.

Побеседовав с тамошними пенсионерами из горисполкома, убедился, что в феврале шестьдесят четвертого Жаклин действительно собиралась купить жильё в Югославии. Кстати, в Черногории искать её следы было легче, всё-таки «социализм — это учёт и контроль». Поэтому вместо беготни по десяткам контор достаточно найти человека, сидевшего когда-то на нужном месте в тихой и уютной госконторе, и мило с ним побеседовать.

Я сделал очевидный вывод: сразу же после гибели мужа Жаклин пытается найти место подальше от США, потише, понезаметней. Место, где можно укрыться от людских взглядов и спокойно жить, будучи забытой окружающим миром.

На тот момент практических аргументов в пользу версии почти не было, но алгоритм поведения вдовушки просматривался чётко: когда люди пытаются что-то скрыть, но вынуждены действовать хаотично, в спешке, они ищут необычные тайники. В ходе поисков люди убеждаются, что таинственное и замысловатое убежище привлекает больше внимания и информация быстрее просачивается наружу. Наконец, они приходят к выводу, что лучший тайник — место под боком, обычное и потому незаметное.

Оставалось понять, почему Жаклин так стремилась уединиться, почему так долго и тщательно выбирала надёжное место. Что скрывала? Что прятала?

Если бы она просто хотела отдохнуть от надоедливых репортёров, то достаточно было выбрать любой фешенебельный курорт, доступ к которому охранялся сворами цепных псов и ватагами добрых молодцев, прошедших не одну войну. В те времена и папарацци не умели так просачиваться, как сегодня, и жизнь репортёрская ценилась не столь высоко. Так что желанием отдохнуть в одиночестве поведение Жаклин не объяснить.

Отбрасывая по схеме Видока имеющиеся версии, я, в конце концов, увидел верную. Ту самую, которую Глеб поручил обнаружить мне, понимая, что ему самому — человеку за порогом старости, почти оглохшему, хотя и пытающемуся наивно-трогательно старческую немощь скрывать — найти разгадку уже не удастся.