Измена

2.3. Рассказ

Португалия, южное побережье. 7 марта 2004 года.

Мари слушает. Отца она любит больше, тут ничего не поделаешь. Глеб — редчайший человек. Такие люди рождаются раз в столетие, и только у таких людей рождаются такие дочери.

Разница между Глебом и Мари огромная: у Мари нет аналитических способностей, она не умеет решать сложные задачи и разгадывать загадки. Мари не сможет скроить из разномастных газетных вырезок точную вязь событий, с достоверным предсказанием дальнейшего их развития и формулированием точных рекомендаций.

Впрочем Мари любит кроссворды, а ещё во время Второй мировой англичане набирали аналитиков из числа победителей конкурсов кроссвордов. Однако умение разгадывать шарады — только основа. Затем требуется долгая и нудная подготовка.

У Мари есть одна общая черта с Глебом: она умеет любить и испытывать боль за любимых. И Мари очень добра. От неё исходит притягательная сила, лечащая любую хандру, заставляющая самого злого и обиженного жизнью человека приходить в себя и оглядываться.

* * *

Мари понимает, что ситуация необычна. Я никогда не говорил с ней о работе. Никогда не рассказывал о методах анализа. Если сегодня, сейчас, на этом пляже она вдруг впервые слышит от меня такой рассказ, следовательно, происходит нечто невероятное.

Закуриваю. Мари тоже берёт сигарету — тоненькую трубочку Vogue. Подношу зажигалку, Мари автоматически кивает, затягивается.

— Версия о том, что президент остался жив, казалось слишком фантастической, чтобы рассматривать её серьезно. В план-список, конечно, она попала, но только чтобы отсечь после получения первых серьёзных контраргументов. Повторю, версия не мне принадлежит. Из трёх десятков возможных ответов на вопросы о странностях дела Кеннеди, этот вариант у нас считался наиболее безумным. Наряду с инопланетным заговором. У меня, кстати, мелькала мысль, что абсурдные варианты добавляются в схему с единственной целью — начальству всегда можно с гордостью доложить о подтверждении ложности трёх версий. Начальство всё понимает, но ему тоже приятно, что аж три версии отмели… — дело движется, есть о чем отчитаться.

— Подожди, Вадим… О чём ты? Я сегодня впервые услышала, что ты занимался расследованием убийства Кеннеди. А ты начинаешь с самого невероятного…

— Нет. Мы с твоим отцом не занимались расследованием убийства. Мы готовили материалы для передачи американцам. В ходе работы наткнулись на странный клубок противоречий. И в Аргентину я поехал, сообразив, что именно там находится кончик ниточки. Насколько ниточка окажется реальной зацепкой, знать я не мог. Возможно, эфемерная надежда. Однако без поездки вывод сделать было нельзя.

В этот момент мы сидим на горячих камешках и курим, отдыхая после первого часа пути. Мари поднимает голову и смотрит мне в глаза. Потом резко произносит:

— В Аргентину ты брал меня в качестве прикрытия? Это у вас так называется?

— Нет. Кого волновало в Аргентине, один человек приехал или с подругой?

(Немного кривлю душой, конечно. Если бы вдруг аргентинцы решили обратить внимание на странного русского дипломата, то увидели бы человека, днём бегающего по агентствам недвижимости, а вечера проводящего в обществе привезённой из Москвы леди с другой фамилией, несомненно, чужой жены. Обычные проделки среднего клерка. Но и Мари я сейчас не лгу — без неё я невероятно скучал и больше не мог выдержать даже неделю).

Не сомневаюсь, что Мари всё поймёт, но для понимания необходимо время. Именно поэтому мне приходится терпеливо и нудно, бродя по кругу, вспоминая подробности, возвращаясь к уже изложенным деталям, рисовать ей картину происходящего.

Когда Мари разберётся в ситуации, я смогу на неё опереться.

* * *

В нашей жизни не всё так просто. Иногда у Мари проскальзывает нотка горечи: ей кажется, что я не только холоден, но и равнодушен к её заботам и тревогам.

Однажды, когда я был в командировке, в доме кончились деньги. В шкатулке на моём домашнем рабочем столе хранится стопка банкнот на чёрный день. Когда я созвонился с Мари, чтобы расспросить о повседневных печалях и радостях, она пожаловалась на безденежье.

Мне и в голову не пришло напомнить о шкатулке. Ведь та не заперта, деньги на виду — бери и трать… Но Мари так не умеет. Ни взять без спроса, ни попросить разрешения. Только спустя годы я узнал, что тогда она обиделась на моё безразличие.