Измена

Иногда в ходе беседы Мари замолкает, откладывает телефонную трубку, закрывает глаза, тихо сидит, обозревая нечто невидимое, вновь берёт трубку и рассказывает Ирине, что «ничего не получится» или «такой-то ошибается, ему разрешили». Кто и кому разрешил и что должно было получиться, я не знаю. Спросил как-то… Получил мягкий, но категоричный ответ, что мне всё равно не понять, так как я не прошел ступени познания. Желание задавать вопросы прошло.

С Ириной, кстати, я так ни разу и не виделся. Мне её не показывали. Незачем. Баловство. Мне приятно, что Мари ревнует меня к самой близкой подруге. Зря, конечно, но приятно.

— А что я должна делать?

— Документы в Лиссабоне. Бумаги, расписки, схемы, фотографии, дискеты. Ты сядешь на самолёт и улетишь в Таиланд, пока они тут бегают за мной.

— Разве за мной следить не будут?

— Будут. Если выследят. Но мы с тобой тоже не дураки, правда? Во-первых, мы купим два билета в Турцию. А в Таиланд ты улетишь без меня, пока я буду водить их по городу. Уверяю тебя, они не поверят, что материалы я доверил тебе — непрофессионалу, домашней, тихой, нежной и непрактичной женщине. Так не бывает. Так никто не поступает. Никогда. Это нонсенс. Слишком велик риск глупых поступков. А они знают, что ты не в штате. Они штат и утверждали, между прочим.

— А улететь вместе мы не сумеем? У тебя же такой опыт!

Улыбаюсь. Несмотря на папу, маму, первого мужа и меня представления Мари о нашей работе строятся на кинофильмах.

— Мариша, их сто человек. Возможно, больше. Мы в чужой стране. Местная полиция наверняка играет на них — по традиционной схеме. Возможно, мы названы учебной целью, или фальшивомонетчиками, или террористами. В любом случае брать нас не надо, чтобы не обрубить концы — это как раз в кино и книгах верно показывают. Но упускать нас тоже нельзя. И они профессионалы.

— Ты тоже профессионал!

— Я не умею менять внешность за три минуты. Я вообще не умею её менять. Не умею уходить от погони. Не умею стрелять с двух рук. Не умею незаметно подкрасться к часовому или подняться по отвесной стене. Это не моя работа. Я — профессионал в разгадывании таинственных историй, а не в уходе от хвоста. Возможно, мы доберёмся незамеченными до Лиссабона. Если повезёт, ты сумеешь незаметно улететь в Таиланд. Но я больше рассчитываю на то, что в Лиссабоне они, увидев как ты одна садишься в самолёт, растеряются и не решатся тебя остановить. Они не получали на это указаний. А в Азии не они хозяева. Там зона влияния китайцев, там правит их разведка, а не наши и не американцы. Там ты портфель и передашь.

— И что дальше?

— Ничего. Как только мы сдадимся китайцам, партия завершена. Мы выиграли. Мы больше неопасны, так как информация уже не у нас. О нас забудут. Месть — удел неудачников. Начнётся этап договорённостей американцев с китайцами. Но это уже не наше дело. Мы с тобой будем кататься в Бангкоке на рикшах и мясо палочками из супа выуживать.

— А в Лиссабоне передать бумаги невозможно?

— В китайское посольство? Нет. Во-первых, нас к нему не подпустят. Во-вторых, если даже пройдём внутрь, нас выгонят. Немедленно. А документы оставят. Зачем мы им в посольстве нужны? Только головная боль. Куда нас девать? И когда мы окажемся на улице, нас возьмут. Тут же. И уберут. Не из мести. Из принципа наименьшего вреда. Мало ли куда мы можем ещё ринуться и что натворить.

— Ты так уверен, что нас не собираются брать сегодня или завтра.

— Мари, не собираются, поверь. Они пока не знают, есть ли у меня копии, а если есть, то где хранятся. Если я копии сделал и храню далеко, то я никуда не исчезну, пока их не верну. Оставлять бумаги в Европе нельзя. Как только буду готов скрыться, первым делом уничтожу именно копии. Если они, конечно, мною сделаны.

— А зачем ты сделал копии, если собираешься их уничтожить?

— Сделал я их или нет, это ещё вопрос. Вот они и мучаются, пытаясь этот вопрос решить. Либо я сделал копии всех материалов, переданных Виктором, но тогда должен их забрать перед тем, как скрыться. Либо ничего не копировал, чтобы перед уходом не тратить времени. В таком случае у меня на руках единственный экземпляр дела. Меня можно убирать, если, конечно, они этот экземпляр получат. Вот они и пытаются вычислить, существуют ли копии, до которых я хочу добраться или я просто выжидаю и исчезну из их поля зрения в удобный момент. Если бы ещё уметь бороться за выживание.

— Не верю, что вам не преподавали борьбу за выживание…

Как всё же устойчивы людские представления. Даже родная жена и та не верит, что муж — профессиональный разведчик — не обязан успешно использовать приёмы карате и ловко бросать ножи, втыкая их в центр еле заметной мишени.

— Меня учили соблазнять красивых девушек!

— А… значит, вот как…

Мари сорок восемь, но выглядит она на двадцать. Ну, на двадцать пять. Не старше. Потому что Мари — вне возраста, настолько она добра и чиста. Несмотря на трогательно и регулярно закрашиваемую седину, на сеточку морщинок вокруг зеленоватых глаз.