Измена. Давай откроем брак? (СИ)

Горю в сомнениях и потом меня оглушает.

Словно кто-то выстрелил у самого уха. Доверия нет.

Ни капли доверия в нас не осталось.

Во мне, прежде всего.

Я сам все расплескал. Своим предложением открыть брак, своим поведением на той спонтанной вечеринке на четверых, настойчивостью, продуманностью действий, игрой… Все на поверхности, а за кулисами — флирт с Юлей, сразу после общения с женой, стояк, до каменной рези.

Взгляды, недвусмысленные касания.

Жена чуть-чуть раззадорила и, я, желая претворить прихоть в жизнь, убедил себя, что Лана, однозначно, перешла границу первой. Значит, у меня есть право взять и сделать желаемое.

В каждом действии жены я видел подтверждение того, что она открыла брак и развлекается.

Сейчас анализирую и кроет от мыслей: как охотно я закапывался в могилу, с каким пылом и рвением ломал выстроенное го-да-ми…

И хватило всего-то, до смешного, чуть меньше, чем два месяца, чтобы все разрушить до основания.

Больше десяти лет в браке, в отношениях и того дольше — на одной чаше весов, на второй — фантазии о разгульной жизни, почти два месяца жизни на острие эмоций….

Второе перетянуло, думал, золото, но оказалось, труха. Просто пыль… Какого черта зола такая тяжелая, убийственная, дышать нечем… Ни глотка свежего воздуха, только чернильная сажа, пачкающая все кругом.

Я перебираю в голове все наши стычки, разговоры, ссоры. Лана плакала, я эгоистично не хотел видеть ее слез. Она кричала, я не слышал.

Ее острые ответы, которые меня заводили… Аааа, черт! Я только сейчас понял, какие они были двусмысленные, что понимать их можно было как хочешь, и я, разумеется, понимал так, как было выгодно мне самому.

Как у великого классика: ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад…

За чертой понимания наступает отупение, я сижу в кресле, впервые, как грузный мешок, как основа без костей…

Расплывшаяся фигура… в луже.

Сел в лужу. Лана меня провела, обвела вокруг пальца, а я…

Исчерпав все эмоции, нахожу в себе силы восхититься женой, как ловко она это сделала, как тонкими линиями набросала лишь силуэт, а остальное я дорисовал сам в своем воображении. И не на кого пенять… Некого винить.

Заигрался…

Больше не хочу.

Назад хочется.

В уверенные объятия, разговоры по душам, флирт при посторонних — тонкий, чувственный, о котором никто, кроме нас двоих не догадывался. Общие шутки и горящие глаза напротив. Хочу снова нырнуть в предвкушение, иногда с досадой, ну, когда выдастся свободная минутка, чтобы остаться наедине?

Хочу туда, назад в прошлое.

Почему нет кнопки отмотать назад?

Из размышлений выводит звонок. Я попросил себя не беспокоить, но звонят мне на личный телефон.

Алисонька.

Дочь.

Вот черт, я заставляю себя встряхнуться и даже хлопаю по щекам, чтобы привести в чувство. Я со вчерашнего дня в офисе, тут же и ночевал…

— Привет, па.

— Привет, солнышко. Ну что, как дела? Ты телефон получила, что ли?

— Получила? В смысле? У меня тот же телефон. Я его не меняла. Никто не забирал. Это только бабушка Лена…

Бабушка Лена, то есть моя мама, речь о ней сейчас.

— … вечно забирает телефоны! — жалуется дочь. — Прошлым летом она так делала. Забирала телефоны вечером в девять и говорила: «Отбооой!» Еще перед завтраком, обедом и ужином… Тоже забирал. Отстой. Хорошо, что мы к ней не поехали… И не поедем, да? — спрашивает с надеждой.

— Еще не знаю, а что думает мама по этому поводу?

— Мне кажется, мы не поедем.

— Почему?

— Потому что бабушка Лена вчера маме вечером звонила, и они поругались. Мама долго-долго слушала и была вежливой, но потом, кажется, ее терпение лопнуло… И мне кажется, она нас не отвезет к бабушке Лене после такой ссоры. И хорошо. Я не хочу к ней. И Ванька тоже не хочет. Даже на огороде бабы Нюры и речке в тыщу раз интереснее, чем в музеях!

— Телефон был у тебя, но ты не звонила.

— Потому что ты постоянно занят, и на работе. И тебе нельзя звонить, когда ты на работе. Ты или не отвечаешь, или обещаешь, я перезвоню, солнышко. Но не перезваниваешь. Никогда, — припечатывает меня дочь.

Вот блять.

Я понимаю, как сглупил, когда наорал на Лану, еще и решил, что она запрещает детям мне позвонить.

У нас просто нет такой привычки созваниваться по пустякам. Еще одно яркое напоминание о том, как много я упустил, и что далеко не безгрешен.

— Алис…

— Все норм, я понимаю, — отмахивается дочка. — Вы разводитесь с мамой?

— Я этого очень не хочу.

— То есть мама хочет?

Черт.

— Мы крупно поссорились. Очень крупно, Солнышко. После таких ссор люди разводятся и начинают жить отдельно.

— Почему не мирятся?

— Потому что не все обиды можно решить легко и просто, и не всегда помириться выходит.

— Ты говоришь то же самое, что и мама! — с неудовольствием вздыхает дочь. — Еще скажи, что вы нас любите.

— Да. Видишь, я даже говорить не в силах. У мамы лучше получается, а я… немного не в форме.

— Пьян?

— Нет. Солнышко. Просто устал, не спал всю ночь. Думал и сейчас… Туплю.

— Тогда тебе надо поспать. Мама тоже не спала, всю ночь плакала. После разговора с бабушкой. Если ты нас к бабе Лене отправишь, я сделаю так, чтобы она плакала каждый день! — пригрозила дочь. — Я превращу ее жизнь в ад.