— Ну, вот и славно! — просияла она. — А еще квартира, Кать — она же Пашина, правда? Ты не думай, что я мелочусь, но он же к ней привык, ему здесь удобно. И она совсем рядом с нашим НИИ. Ты и сама, наверно, не захочешь в ней оставаться. Я понимаю, тебе нужно время, чтобы найти себе что-то другое. Но и ты пойми — Паше нужны условия для работы, его книги, его рабочий стол. Недели две тебе хватит? И если с переездом помощь нужна будет, ты скажи — я же на машине.
Она смотрела на меня открыто, не отводя взгляд. Лучшая подруга, вонзившая нож в спину. Кажется, она даже не понимала, что сделала что-то дурное. Вернее, не хотела понимать. Так было проще, удобней. Зачем ей было думать о других?
Глава 3
Заснула я только под утро, и после двух часов сна и выглядела, и чувствовала себя неважно. Мелькнула даже мысль позвонить директору и взять отгул, а с заявлением на увольнение прийти уже завтра. Но я тут же отругала себя за это — сколько не прячь голову в песок, окружающая действительность не изменится.
Да и лучше было поговорить с начальством сегодня, пока большая часть коллектива еще ничего не знала. Через день-другой знать будут все — Арина не сможет не похвастаться, что они с Павлом теперь вместе.
И когда я подумала, как меня станут обсуждать все наши женщины от мала до велика, меня передернуло. Теперь я уже даже хотела, чтобы Ланская поговорила с директором — провести целых две недели, слушая то жалостливые, то ироничные шепотки за своей спиной, было бы непросто.
— Екатерина Сергеевна, вас Константин Андреевич просил зайти, — сообщил мне вахтер, когда я проходила через турникет.
С нашим директором — стареньким и очень уважаемым в научном мире доктором наук — у меня сложились отличные отношения с самого первого дня работы. Он был грамотным специалистом, опытным руководителем и прекрасным человеком.
— Проходи, Катерина, садись, — он всегда называл меня Катериной, а не Екатериной, хотя инициалы в документах указывал правильные. — И дверь прикрой, чтобы некоторые тут уши не грели.
«Некоторые» — это было про его секретаршу Диночку, молоденькую и чрезмерно болтливую девицу, которая в прошлом году заменила вышедшую на пенсию Наталью Аркадьевну, и к которой Константин Андреевич до сих пор привыкнуть так и не смог.
— Я слышал, вы с Павлом разводитесь, — осторожно начал он, когда я села на стул напротив него. Он выжидательно посмотрел на меня, а получив в ответ мой кивок, вздохнул: — Напрасно, совершенно напрасно. Мне всегда казалось, что вы отличная пара. Но, прости, это ваше, семейное дело, и я не имею права в него лезть. А вот то, что ты надумала увольняться, я решительно осуждаю и по этому поводу не намерен молчать.
Судя по всему, Арина с ним уже поговорила. Наверно, позвонила еще накануне вечером — сразу же, как только ушла от меня. Но это было даже к лучшему. По крайней мере, мне не нужно будет ничего объяснять.
— Я понимаю, у вас ссора, возможно, даже развод. Но зачем же переносить всё это на работу? У вас уже сложившаяся научная группа, где каждый знает свой участок работы. Уволишься ты — и рухнет весь проект.
— Павел справится и без меня, — возразила я. — Не беспокойтесь, Константин Андреевич, я оставлю им все свои записи, все наработки.
— Да как ты не понимаешь, Катерина? — рассердился директор. — Что ты сама лишаешь себя чего-то очень важного в жизни. Ты всегда хотела работать над этим проектом. и вот, наконец, вы получили на него большой грант. Ты думаешь, где-то еще тебе создадут такие условия?
— Нет, я так не думаю. Я вообще больше не собираюсь заниматься наукой.
Директор воззрился на меня с изумлением — должно быть, подумал, что я сошла с ума.
Это решение далось мне непросто — я проработала в Институте леса шесть лет, и он стал для меня почти домом. И мне действительно нравилось то, чем я занималась. Нравились полевые исследования, на которые мы выезжали каждое лето, нравились опыты и бурные споры с коллегами. Но остаться здесь я не могла.
— Я понимаю — если вы с Шестаковым разойдетесь, работать в одной лаборатории вам будет некомфортно. Но есть же другие отделы! Я переведу тебя в любой, какой ты назовешь.
Но я снова покачала головой — какая разница, в каком кабинете я буду сидеть, если мы с Павлом и Ланской каждый день будем встречаться на проходной, в столовой, в лифте?
Я пришла с уже готовым заявлением и теперь положила его на стол.
— Я сказал Ланской, что отпущу тебя без отработки. Хотя надеялся уговорить тебя остаться, — его рука замерла над листом бумаги, но всё-таки он его подписал. — Если надумаешь вернуться, не стесняйся, должность всегда найдем.
Я поблагодарила его и не удержалась — поцеловала в морщинистую щеку. Его темные глаза подозрительно заблестели, и я поспешила уйти, чтобы его не смущать.
В лаборатории у меня остались кое-какие вещи: меховая жилетка (в кабинете часто бывало холодно), зарядка для телефона и целая куча блокнотов с записями. Но записи я обещала оставить, а без жилетки и зарядки вполне могла обойтись. Зайти сейчас туда значило встретиться с Павлом, а этого мне хотелось меньше всего.