Измена. Двойное предательство

— Рита, как хорошо, что ты трубку взяла, — раздался в ухе голос свекрови, когда я наконец осмелилась ответить на звонок. — Олежек сказал, что ты с ним говорить не хотела, вот я и думала, что придется с чужим человеком общаться, с адвокатом твоим.

— Здравствуйте, Римма Марковна, — медленно выдохнула я, сбрасывая с себя морок сна. — Я решила теперь сама со всеми разговаривать.

Села в постели, глядя на закрытую дверь ванной, из-за которой раздавался шум воды.

— Вот и правильно, девочка, вот и правильно, — одобрила она, — мы же не чужие, я тебя люблю, помириться хочу. Жаль, конечно, что ты от меня сбежала с заправки той… Не по-людски это…

— А по-людски это было деньги мои воровать? — уличила я ее, сцепляя зубы от негодования. Как она сладко пела, решила добренькой себя показать. Подластиться. Притвориться, что ничего плохого не было сделано и сказано.

— Ох, — выдохнула-всхлипнула она, — я же добра хотела, да, Рита, добра! — повысила голос, заторопилась, видно не желая, чтобы я прерывала ее речь. — Побоялась, что ты сдуру что-то натворишь, с деньгами же куда угодно ты могла уехать! Трубку бы не брала. Где бы мы тебя искали? Я испугалась, поспешила… Семью сохранить хотела…

— Нечего там сохранять, Римма Марковна, — наконец смогла я вставить слово.

— Теперь-то я знаю, знаю, девочка, Олежек мне всё рассказал… — плаксиво протянула она. — И ребенок его… Но он тебя любит, девочка, страдает… — пыталась она вызвать жалость, но у меня только тошнота к горлу подступала от ее слов.

— Мне неинтересно, меня о моих страданиях никто не спрашивал, — оборвала я резко ее стенания.

— Понимаю-понимаю, — слишком уж покорно говорила свекровь, порождая во мне подозрения. Шестым чувством подвох чуяла. — Понимаю, что тебе плохо, но и Олежеку плохо… Его эта паскуда бросила! На ребенка своего отказную написала! Какой надо быть матерью, чтобы ребенка в кувезе бросить?! А мы в больницу попали, Рит, ты же знаешь, да? Гена с управлением не справился, когда из аэропорта ехали… Я же вся на нервах была, не сдержалась, сказала ему под руку про тебя и про гуляку нашего… А я же тебя ждала, — упрекнула меня горестно, — думала, придешь навестить, ведь не чужие люди! Ты же знала, что мы в больнице!

Упрек меня задел. Эту моральную дилемму я так для себя и не решила. Совесть диктовала поехать и навестить свекровь и свекра, а здравый смысл отговаривал. В итоге не поехала, но почему-то себя всё равно чувствовала виноватой.

— Теперь с вами всё хорошо, Римма Марковна? — выбрала такой вариант ответа, обойдя острые углы.

— Хорошо, Рита, уже хорошо, но ты всё же приезжай.

— Куда приезжай? — не поняла я.

— Приезжай домой, сына и внука мы к себе забрали, а дом пустует, нет там Олега, это твой дом, не будем мы спорить, судиться, мирно разведетесь.

— Вы сейчас серьезно? — нахмурилась я, поражаясь такой щедрости и великодушию. Что случилось с этой женщиной? Ее как будто подменили…

— А что не так? Ты же пострадавшая сторона. Что мы, сыну квартиру не купим? Да и он пока с нами поживет, с ребенком-то ему никак одному, Рит, тяжело ему…

— Вы хотите, чтобы я в доме жила?! — всё силилась я понять, до боли в груди не вынося ее слов про ребенка. Каждый раз в сердце словно игла входила и протыкала насквозь. Неужели она не понимала, как ранит меня, просто затрагивая эту тему? Не хотела я вообще знать, что с этим ребенком! Чувствую, что еще немного, и закричу, заверещу прямо в трубку, отнесла ее и слушала на расстоянии всё то, что без остановки говорила свекровь…

Что-то обещала, уговаривала меня, слова превратились в бессвязный лепет, который не выходило воспринять. Не могла и не хотела. Нет, поздно уже для любых увещеваний, уговоров, всё в прошлом…

— Римма Марковна, я если и приеду, то только за вещами.

— За вещами? — растерялась она.

— Вы… Понимаю, что стараетесь помирить меня с мужем, но нет, я не вернусь.

— Упрямая ты, Ритка, гордая, прости ты меня за откровенность, но Олег не самый плохой выбор! Да, оступился! Но зато как любит! Готов принять тебя такую!

— Пусть так, пусть я плохая, неблагодарная, — затряслась я, не сумев скрыть язвительности, — но уж какая есть… Олег может найти себе женщину, которая родит ему детей, а я…

— Прости, Рит, ну вот да, не понять тебе меня! Пока сама матерью не станешь, не поймешь, что ребенка своего любым любишь, всё для него сделаешь, костьми ляжешь! Думаешь, хотела я принимать нагуляша этого? Но внук же, родная кровь… Ты пойми меня…

— Да я понимаю, — судорожно выдохнула я, стараясь не расплакаться, — но и вы меня поймите. Я не могу через себя переступить.

— Верю, Рит, верю, дурак он, ой дурак! — ругалась она на своего сына. — Непутевый… Ладно, Рит, что мы всё по телефону? Ты приезжай за вещами. Давай я грузчиков организую? Что-то я же должна для тебя сделать. Приезжай прямо сегодня. Я приеду, вещи разберем, помогу всё сложить. Поговорим еще, я хочу с тобой в хороших отношениях остаться. Нам-то что делить? А деньги я тебе немедленно переведу… Ты прости меня, родная…

Не знаю, может, она что-то еще говорила, но я не слушала.