Мне трудно взять в себя в руки, но я вспоминаю, для чего все это затеяла и начинаю расстегивать его рубашку.
Видимо, Платон тоже приходит в себя, он прерывает поцелуй. Я с удивлением понимаю, что у меня горят губы и щеки. Как я хорошо вжилась в роль. В крови, наверное, играет адреналин: очень хочется довести дело до конца.
– Остановись, ты сама не понимаешь, что творишь, потом будешь жалеть, – говорит Платон с придыханием, и я вижу, что это дается ему с трудом: он еле сдерживается, и его руки все еще на моей талии.
Я спокойно отвечаю:
– Ты же ведь знал, что он мне изменяет? Знал, да?
В его глазах я нахожу отголоски той же боли, что я недавно испытала, когда узнала о предательстве Андрея. Приятно, что мне кто-то сочувствует, но я здесь не для этого. Я хочу отомстить, поэтому я снова обхватываю шею Платона руками и притягиваю его к себе. Он отвечает на мой поцелуй, теперь еще более страстно. Наши языки сплетаются так, что мне становится трудно дышать. Я понимаю, что победила: Платон больше не сопротивляется, он сам раздевает меня.
Глава 10. Новые крылья
Странно, я думала, что ничего не буду чувствовать из-за ненависти, бурлящей в душе, и оттого, что это всего лишь месть. Но прикосновения и поцелуи Платона приятны, от них кружится голова.
Когда он ложится на меня, и мы соединяемся в одно целое, я теряю голову от происходящего: забываю о том, где я и кто я. Во мне как будто просыпаются какие-то древние инстинкты. Или это страсть? Или это просто адреналин? Я падаю в пропасть удовольствия и желания, теряю опору, хватаюсь руками за спину Платона, как будто это может остановить мое падение.
Я не чувствую, что происходящее на этом диване в нашей супружеской квартире – неправильно. В тот момент для меня не существовало ничего более естественного. Возможно, это оттого, что в сердце я уже похоронила мужа. У меня больше не было долга хранить ему верность.
Под конец, когда я приближалась к самой высшей точке своего наслаждения, ко мне вернулись отголоски сознания. Я подумала: как странно, я так много раз занималась любовью с мужем, откуда у меня такое чувство, что я делаю это первый раз?
Наверное, я так привыкла к прикосновениям и поцелуям одного человека, а теперь Платон – и все кажется незнакомым.
Оргазм у нас наступает одновременно – с Андреем такого никогда не бывало. Либо я раньше, либо он позже. Либо я вообще без…
Мы лежим и смотрим в глаза друг друга. Я по-прежнему не вижу в них осуждения. И раскаяния тоже не вижу. Наши руки сплетены в замок. На минуту мне вообще кажется, что все – плод моего воображения. Не может же быть мне хорошо с другим. Не могла же я так увлечься, чтобы забыть обо всем…Точно, время…
Я поворачиваю голову и смотрю на часы, которые висят на стене. Уже почти пять. Как могло пройти так много времени незаметно? Значит, сейчас придёт Андрей. И все увидит.
– Тебе стало лучше? – спрашивает Платон. Он садится рядом и смотрит на меня. Как будто ничего между нами не было, и он решил продолжить разговор.
– О чем ты?
– Это же твоя месть Андрею?
Мне вдруг становится стыдно перед Платоном, хотя он спокойно смотрит на меня. Я начинаю одеваться, опустив глаза в пол, а он спрашивает:
– Ведь сейчас Андрей должен прийти?
Я поднимаю на него удивлённый взгляд.
– Откуда ты знаешь? Ты все знал и все равно…Согласился?
Теперь уже он смотрит в пол.
Странно мы себя с ним ведём: такие спокойные после произошедшего, сидим полуодетые, разговариваем, как будто с минуту на минуту не должен прийти мой, пока ещё муж.
– Если тебе так станет легче, то все не зря, – отвечает Платон.
Через минуту продолжает:
– Я был там, видел тебя в тот день. Я ехал за тобой, а ты даже не заметила.
Я вопросительно смотрю на него, и он объясняет:
– Вечером хотел заехать к вам за документами по работе, увидел, как ты куда-то уезжаешь… Ну, поехал за тобой.
Я не могла в это поверить. Я не видела никакой машины больше там, как я могла его не заметить. А потом вспоминаю, в каком состоянии была.
– Прости, Платон, я только сейчас поняла, что глупо все это. Зря я…
– Тебе не за что извиняться. Ты ни в чем не виновата.
– Я тебя использую для своей мести, и ты говоришь, что мне не за что извиняться?
Он улыбается (как он может улыбаться?) Затем протягивает руку и заправляет прядь моих волос за ухо:
– Я этого хотел сам.
Я снова посмотрела на часы – больше пяти часов. Значит, Андрей задерживается. Может, это знак?
Я резко говорю:
– Собирайся, уходи.
Встаю, начинаю собирать оставшуюся одежду с пола.
Платон послушно одевается.
Уже перед выходом он поворачивается ко мне, берет меня за плечи и, смотря прямо в глаза, спрашивает:
– А месть? Разве ты не хочешь, чтобы он почувствовал то же самое, я могу остаться, мы можем подождать его в спальне?
Я уже не знаю, чего хочу. Но после произошедшего и теперь, когда я знаю, что Платон тоже в курсе, я точно не хочу видеть, как Андрей будет кричать на брата. На человека, который почему-то безропотно идёт ради меня на такие жертвы.
– Пока, Платон. Уходи.