Измена. Я тебя не отпускал! (СИ)

— Кто тебе позволил спать в моей кровати?!

— А я ни у кого и не спрашивал, — пожимает плечами. — Но я уверен, что хозяйка дома одобрила бы…

— Ни к чему разводить каламбур, Герман! Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Мы так не договаривались!

Он вдруг подается ко мне:

— Так давай уже договоримся. Я ведь не отстану, пока ты…

— Ладно! — взрываюсь. — Чего ты хочешь?! Чтобы я взяла и по щелчку пальцев простила тебя? Этого не будет!

— Просто дай мне время. Не отталкивай. Я готов играть по твоим правилам, столько, сколько тебе будет необходимо. Мне нужен всего один шанс. Если я обману твое доверие — больше не потревожу никогда.

У меня в груди болит от его слов.

Дать шанс? Может он правда что-то понял? Может у нас еще есть будущее?

Но ведь если он предаст еще раз…

— Что я по-твоему должна делать? — тихо выдавливаю.

— Ничего. Я все сделаю сам, — он обнимает меня.

Не отталкиваю. Не дышу.

— Что ты хочешь на завтрак? — спрашивает на ушко.

Только сейчас понимаю, что я впервые за долгое время проснулась не от тошноты. Но при упоминании еды, ощутила легкий позыв:

— Пока ничего не хочу.

— Значит позавтракаем позже. Одевайся и пойдем прогуляемся.

Он выскакивает из кровати и принимается натягивать брюки. А я так и сижу, оставшись без его тепла. Удивленно изучаю своего мужа в рассветных лучах.

Может это гормоны со мной злую шутку играют. Но сейчас мне действительно хочется, — до слез хочется! — поверить ему. Тогда я смогу остаться со своим любимым предателем. А у моей дочки будет полноценная семья. Папа…

— Не хочешь гулять?

— Хочу, — спохватываюсь и вылезаю из кровати.

Уже через четверть часа мы идем с Германом по спящему поселку.

Утро довольно зябкое. Я кутаюсь в тонкий кардиган. Он, заметив это, снимает с себя ветровку, которую обычно надевает на утренние пробежки. Завернув меня в нее, приобнимает за плечи.

Не сопротивляюсь. Хочу узнать, что будет дальше.

— Ты замерзнешь, — говорю тихо.

Вместо ответа, он обнимает меня сильнее:

— Я правда не представляю, что я должен сделать, чтобы ты меня простила. Я перебрал тысячи вариантов у себя в голове и понимаю, что все они не подходят для тебя.

— Для меня? — непроизвольно воспринимаю в штыки.

— Да, именно для тебя. Ведь ты отличаешься от всех известных мне женщин…

Вздрагиваю, когда он снова заводит речь о своих бабах. Герман останавливается и разворачивает меня к себе лицом:

— В этом и вся проблема. Ты отличаешься от того шаблона, к которому я привык за долгие годы, малыш. Мое прошлое не стереть, не выкинуть. И именно из-за этого своего «богатого» опыта я не разглядел тебя. Вернее, разглядел. Но ты с самого начала слишком выбивалась из привычного мне образца. Чистая, невинная, бескорыстная. Мне казалось, что такими искренними к мужчинам могут быть разве что близкие родственницы, типа сестры.

Меня снова дергает.

— Прости за это, — продолжает Герман. — Я пытаюсь объясниться, и снова делаю тебе больно.

— Продолжай, — уверенно говорю.

Я действительно хочу послушать его оправдания.

— Я все испортил именно этим своим представлением о женщинах. Я привык, что им всегда было что-то нужно от меня, и это казалось честным обменом: я им деньги, возможности, машины, бриллианты, а они мне секс. Тебе же с самого начала от меня ничего не было нужно. И это дико напрягало.

— Ну извините. Я не привыкла брать чужое. И мне нечего было тебе предложить взамен, — бормочу, пряча взгляд. — Секс со мной тебя не прельщал.

— Я просто боялся тебе навредить. Казалось, если я потеряю контроль в процессе, то ты сбежишь от меня, посчитав чудовищем. А я не хотел тебя терять. Ни тогда, ни сейчас. Ведь ты с самого начала — моя семья.

Сама не заметила, что плачу:

— Дурацкое оправдание, — усмехаюсь сквозь слезы: — «Я так сильно тебя ценил, что спал с другими бабами, потому что боялся напугать тебя своим темпераментом».

Выходит весьма ядовито.

— Знаю, что дурацкое, — он прижимает мою голову к своей груди. — Мы оба знаем, что мне нет никакого оправдания. Я просто хочу, чтобы ты знала, почему так получилось. Мне стоило сразу отнестись серьезней к нашему браку, тогда бы и проблем не было. Но, к сожалению, я, только едва не потеряв тебя, понял, что в тебе есть все то, что мне нужно для счастья.

— Это случилось до или после того, как оказалось, что я пригодна для жесткого секса? — не могу удержаться от язвительности, высвобождаясь из его крепких объятий.

— Совру, если скажу, что «до».

Мне импонирует его честность:

— Значит все дело только в сексе?