Измена. Я требую развод (СИ)

— Я вам очень благодарна, это да, и, возможно, вы очень приятный человек, — я особо выделяю это «возможно», и на этом месте он выдает смешок. Я тоже улыбаюсь. Приятным человеком его назвать у меня язык не повернулся бы до этой минуты. Но даже сейчас — с натяжкой, ведь было что-то такое неочевидное в его фразе о том, что не сама же я трубу прорвала. Ну ладно, опустим.

— Но сейчас я в процессе сложного развода. Так что мне никто не нравится. Я бы даже сказала, что не жалую практически весь мужской род, — я пожимаю плечами и выдаю улыбку-извинение, мол, прости, лесоруб, я не в твоем фан-клубе.

— Принято. Я тоже не заинтересован во всёмэтом, — Егор делает неопределенный жест рукой, и я делаю вывод, что «всё это» — это любые контакты, включая отношения. Но это отлично, я тоже их не ищу, а сосед снизу, который не враждует с тобой, но может помочь устранить потоп — отличная находка. Мало ли, может у меня тут люстра упадет или пол провалится. А он как раз сосед снизу, падать не высоко.

— Значит, мир? — робко спрашиваю я.

Он поднимается с пола и становится ровно напротив меня. Огромный, высокий, метр девяносто, как минимум, а плечи… как такие плечи вообще протискиваются в стандартный дверной проем? Я даже замираю на секунду и скрещиваю руки на груди, в попытке защититься, таким он мне кажется… масштабным. Я его не боюсь, но такая неприкрытая мужская сила, которой от него веет, для меня в новинку. Нам бы пожать руки, как делают в кино, но пока для меня это слишком.

— Мир, — улыбается он уголком губ и тоже скрещивает руки, повторяя мой жест. Ну, посмотрим.

.

Что значит «не везет» и как с этим бороться?

Почему я раз за разом совершаю ошибки, отвечаю на звонки не глядя? Почему я думаю, что с незнакомых номеров мне может позвонить кто-то кроме Марка и службы безопасности банка, которая на самом деле ей не является?

Взрослая девочка, Эмма, а так подставляешься…И будущий бывший муж явно этим пользуется.

— Долго ты будешь меня игнорировать, Эмма?

Голос в трубке очень раздраженный, если не сказать злой. Марк буквально сочится ядом. Я так и вижу его лицо при этом, раздувшиеся ноздри и горящие глаза. Невольно поеживаюсь, но быстро беру себя в руки. Этот звонок не первый и, похоже, не последний.

— Максимально долго, Марк. Здравствуй, — отвечаю я спокойно, зажимая свободную руку в кулак. Силы, мне так нужны сейчас силы, да где их взять? Соберись, Эмма, твоя новая жизнь ждет тебя за углом.

— Давай с самого начала. Я уже извинился за то, что ты видела. Чего ты еще хочешь? Нормально же жили, что тебе еще надо?

— Мне нужна правда, Марк. Уважение. И развод. Больше от тебя мне уже ничего не нужно, — я изо всех сил сохраняю голос спокойным, не даю ему дрожать и срываться, хотя всё внутри уже ходуном ходит.

Не плакать, только не плакать. Не позволять себе вспоминать прошлое, не поддаваться ностальгии. Это не мой муж, не его родной голос, даже не его телефон. Это мерзкий предатель, незнакомый мне человек, который влез в его кожу и теперь хочет жить привычной, спокойной жизнью. Жена, которая пашет в ресторане, и любовница, пока жены нет. Люди всегда стремятся вернуть себе потерянный комфорт.

— Эмма, ты говоришь глупости. Ты перенервничала, потому ведешь себя странно, это бывает. Просто собирай вещи и возвращайся. Ты достаточно уже нас наказала, — говорит он вкрадчиво. Успокаивающе.

Будто говорит с ребенком, в который раз показывая, что он большой и взрослый, а значит, во всем прав. Классная практика. Большой и взрослый мужчина, учитель, правитель, он знает лучше, он не может быть не прав, да? А главное, я наказываюнас.

Кого? Себя я не наказываю, себя яспасаю.

— Нас? — переспрашиваю я.

— Меня, себя, ресторан. Наше детище страдает, Эмма. Я страдаю. Ты тоже страдаешь! Ты в чужом городе, совсем одна, без работы, без друзей. Какой в этом смысл? Возвращайся, Эмма. Возвращайся и всё будет иначе.

Ресторан, опять ресторан, как единственная причина, по которой я ему нужна. Это так выводит меня из себя, что волоски на коже становятся дыбом. Теперь все не будет, как раньше, да, Марк? Всё будет иначе!

Я еще похудею, видимо, заработав анорексию, перекрашу волосы, обмотаюсь в черные тряпки и буду до старости круглосуточно стоять у плиты?

Да пошел он! Яжитьхочу. Дышать свободно, знать, кто я, что мне нравится, в чем смысл моего существования. Растить детей. Быть любимой. Оставить что-то после себя. Когда-нибудь, пусть не сейчас.

Кто я для него? Дешевая и удобная рабочая сила, безмолвная кухарка с мишленовской звездой. Да плевать.

— Смысл в том, чтобы быть подальше от тебя, — взрываюсь я. — Как можно дальше от такого мерзкого предателя, кобеля несчастного, как ты. Ты можешь хоть обзвониться, хоть обораться, хоть тонну лести на меня вылить, но то ничего не даст. Я не вернусь, Марк! Я. Хочу. Развод.