Измена. Яд твоей "любви" (СИ)

— Сама я себя обидела, вот в чем дело.

И глаза зажмурить, он же начнет сердиться, выяснять.

А что тут скажешь? Печаль.

Хотя лучше все же не опускать веки, потому как под ними сразу начинают плыть всякие провокационные картинки и визуализация вдохновенных полуночных мечтаний.

Вот, как сейчас, только стоило глаза прикрыть, и все… вот и он — жгучий брюнет, белокожий и синеглазый… окутанный холодным, колким динамичным ароматом. И я даже знаю теперь, что это.

Почти классика — «Малль Герань[2]», и ведь так и тянет же его обнюхать каждый раз при встрече.

Каждый. Рабочий. День.

А как удержаться и не провожать Вячеслава Владимировича взглядом восторженно хлопающих глаз, напоминая себе малолетнюю фанатку-идиотку? Ведь он такой: стремительный, как ветер, тонкий и гибкий, как клинок дамасской стали…

Все, полезли исторические и приключенческие романы юности из меня.

Пора сворачивать эти размышления. Ни к чему хорошему они не приведут. Может, за новогодние каникулы я хоть чуть-чуть в себя приду?

Тем более шансов у меня нет.

Вячеслав Владимирович, как второй соучредитель и весьма обеспеченный мужчина, пользуется у дам бешеной популярностью. На всех приемах и вечерах, куда я сопровождала Олега, он бывал с совершенно шикарными красотками: и юными наследницами в фамильных бриллиантах, и ослепительными дивами шоу-бизнеса, и роскошными бизнес-леди в шелках, жемчугах и мехах.

А я? Сплошное унылое разочарование. Но умная, исполнительная, стрессоустойчивая. За это меня и ценят.

Так что, Нонна, очнись. Расти Кирюшу, учись, работай и не выдумывай глупости. Вячеслав, он…

— «Не для ме-е-еня придет весна…» — затянул телефон внезапно.

Вздрогнула, посмотрела на него, как патологоанатом, доктор Лорел Уивер (восхитительная женщина, которая не любит живых) на труп инопланетянина с занятной начинкой: с ужасом и восторгом.

Хорошо еще, никто не знает, что эту мелодию я поставила на вызов начальства. Чтобы, так сказать, напоминать себе…

Вот, пригодилось.

— Слушаю вас, Вячеслав Владимирович, — субординация наше все. Иначе мне крышка.

— Нонна, ну сколько просить, просто «Слава». От этого твоего жуткого «Вячеслав Владимирович» кровь в жилах стынет. Очень вежливый такой и деликатный посыл.

— То есть?

— То есть «Отстань!», — тихо и легко засмеялся начальник.

Выпила разом все, остававшееся в чашке, потому что, ну, это же невозможно. Какой пожар внутри от этого голоса, а от смеха кидает то в жар, то в холод. Руки трясутся. Чуть не облилась, дурочка.

Ох, не к добру все это.

Одним местом чую.

— Вячеслав Владимирович, ваш посыл понимаю, принимаю, но сделать ничего не могу — субординация! — правда и ничего, кроме правды.

— Ох, Нонна, невероятная ты девушка. Я бы сказал — фантастическая. Но ладно, к делу. Тут аналитические таблицы за второй и третий кварталы прошлого года не бьются с итоговыми результатами, а нам это завтра к утренней планерке надо утрясти. Так что, увы, вынужден просить тебя приехать в офис. Я помню, что сам отпустил до следующего года, но это не терпит. Абсолютно.

Капец-капец-капец.

Вдох, выдох, вдох.

Опустим нецензурщину, которую приносит из школы Кир и с работы Олег, вспомним, что я вежливая, воспитанная и культурная, да.

— Я все понимаю, но сейчас жду Кирилла с тренировки, потом отвезу его домой. Поэтому в офисе смогу быть, самое раннее, с учетом пробок, в восемь — полдевятого.

Ужас.

Пока то-се, с таблицами там сидеть часа два минимум, а то и три.

— Все претензии принимаю, как ты сказала, ничего сделать не могу. Жду тебя, Нонна.

И отключился.

Да что у меня за дурацкая традиция — под Новый год с разными мужиками по-идиотски сталкиваться?

И пока я собиралась с мыслями, получила еще одно подтверждение, что лучше бы мне в берлоге, как медведю, проводить всю зиму:

— Добрый вечер, Нонна Аркадьевна, — ох уж эта бесшумная поступь Кирюшиного тренера.

Славься, Джей, я все уже выпила, так что в этот раз не облилась.

— Здравствуйте, Михаил Борисович! — и улыбаться максимально скромно и нейтрально.

Некогда мне сегодня болтать о пустяках. У меня работа внезапно нарисовалась.

— Нынче Кир прямо молодцом. Достойно держался, хоть соперник был старше, опытнее, да и по весу тяжелее, — в груди похолодело.

— С Кириллом все в порядке? Или в «травму» надо?

— Ну что же вы так плохо о нас думаете? — и улыбается, как крокодил: широко, многообещающе и хищно.

Зло выдыхаю:

— К сожалению, в последний год мы с тренировки в «травму» ездим регулярно, что весьма меня беспокоит.

— Я учту ваши пожелания, Нонна Арка…

— Нон, поедем? А то пока доберемся по пробкам… да и я бы полежал, кажется… — мое зеленоватое сокровище добрело до меня и с явным усилием приволокло свою сумку следом.

Вот оно: паника и ужас, с одной стороны, выбор между ребенком и работой — с другой, а на закуску — необходимость выставить себя грубиянкой.

Да и плевать.

— Прошу нас простить, поедем мы в «травму». Сегодня никак обсудить ничего не сможем, — тихо рыкаю, прихватываю на плечо деткину сумку, а под руку — саму детку.

Чтоб ты провалился со своими «тренировками в условиях, приближенных к боевым».