Уставилась в глаза вопросительно и настороженно:
— Отношения оставляем за кадром. Просто позволь мне позаботиться о тебе и твоем здоровье. Напоминаю, это входит в обязанности и телохранителя, и личного тренера… и мужа.
А пока я удивлённо хлопала глазами и собиралась хоть с какими-то мыслями, Андрей уже начал расстегивать многочисленные пуговки на моем платье.
Сама бы с этой ужасной застёжкой не справилась бы, а попросить неловко. Будто я намекаю.
Хорошо, что он и так все понимает.
Я, естественно, была благодарна за помощь. И если бы он в процессе не начал целовать открывающиеся участки кожи, возможно, что-то умное бы сказала в завершение изъятия меня из свадебного платья.
Но нет.
К тому моменту, когда оно белой пеной осело к ногам, у меня в голове не просто зефирки плавали. Они там плавились.
Как и я в его руках.
— Снежинка моя. Вот так, иди сюда, — Андрей перенёс меня в спальню и бережно устроил на кресле, прикрыв легким пледом. Выдал влажные салфетки — дотереть парадный макияж.
— Погоди, уберу мишуру. Ещё прилипнет, куда не надо. А я лепестками роз не питаюсь, — смешливо фыркнул.
— Тебе не обязательно их есть, — прошептала чуть слышно, лишь бы не сидеть пластиковой безвольной куклой.
Собрав покрывало со всей этой розовой романтической фигней и убрав подальше, Андрей вернулся ко мне и подхватил на руки, вместе с пледом:
— Ну, если бы ты в них сейчас повалялась, они бы к тебе прицепились точно. А когда я буду облизывать тебя, тогда точно с десяток придётся сжевать…
Он спокойно уложил меня на постель, а сам начал раздеваться: запонки, часы, бабочка, ремень…
А меня обдало жаром всю. И от слов, и от действий.
Какой кошмар. Стыд и позор.
Ой-ой-ой!
А можно облизать, да?
Хорошо, что не спросила. Но муж так хитро на меня посмотрел, что я не удивлюсь, если мой восторг он уловил.
А потом Андрей как-то быстро разделся, уселся на край кровати, протянул ко мне руку и позвал:
— Иди ко мне, Снежинка. Согрею.
И я пошла.
А он — согрел.
Да так, что я этой ночью, о которой до прошлого вечера думала со страхом и неприязнью, рыдала от восторга, нежности и неожиданности ни раз и ни два.
Это все его горячие поцелуи, нежные прикосновения и откровенные ласки, которые незаметно, но неумолимо, сводили с ума, погружали в сладкий, невозможный дурман. Дарили так много ощущений, эмоций и нового.
Всего нового.
В темноте и тишине спальни, где источником света был маленький светильник в углу, а музыкальный фон создавали мы сами, я открывала новую себя. А еще узнавала иные грани человека, внезапно ставшего моим мужем.
Там, в самом центре страсти и огня, я тонула, сгорала и возрождалась вновь в его руках.
Касалась. Целовала. Чувствовала.
Себя.
Его.
Не видела, но слышала:
— Такая красивая. Сильная. Живая.
Прижималась к нему теснее и ближе. Стонала, сжимала зубами мощное и горячее плечо. Облизывала солоноватую гладкую кожу. Хрипела от переизбытка эмоций, под плавящий мозги шёпот:
— Малышка, да, вот так. И ещё раз. Да! Давай, позволь себе, ну!
И я, забыв про все запреты, наставления, указания, страхи и опыт, слушалась и… позволяла. Двигалась за ним и с ним.
Вместе.
А потом вновь взлетала куда-то ввысь, заливалась слезами в его надежных и жарких объятьях. И да, ощущала себя одной большой, тёплой и мягкой… зефиркой.
Счастливой.
И нужной.
Впервые в жизни.
Часть третья: «Немного из теории бумеранга»
Глава 43: Все хорошее когда-то заканчивается
А.С. Пушкин «Редеет облаков летучая гряда»
Кир
Три года, прошедшие после свадьбы матери, были мирными, тёплыми, спокойными. О таких я когда-то мечтал.
Очень семейными.
Я учился и работал. Тренировался уже не так много, как раньше, потому что основной движущей силы: страха за мать, в моей жизни не осталось. Сейчас больше поддерживал форму и так, для себя, ну, что бы перед Андрюхой слишком часто на ринге лицом в грязь не падать.
Мамин тренер-муж, увы, все это время пребывал больше в роли охраны и наставника по здоровому образу жизни. Было больно видеть, как сияющая и тёплая мама в миг превращается в бесцветную ледяную статую, стоит лишь Андрею намекнуть на какие-то объединяющие их чувства. А при слове «мы» у мамы начинал непроизвольно дёргаться глаз.
Мне было обидно.
Про Андрюху даже страшно было подумать.