Измена. Яд твоей "любви" (СИ)

Из глаз брызнули слезы, а еще я от неожиданности прокусила губу. Ему.

И этого испугалась еще больше.

- Ну, тише-тише… Все хорошо… теперь все будет в порядке, – облизнувшись, зашептал мне в ухо Олег, а потом устроился удобнее и стал тихонько двигаться.

Да, больше такой внезапной, резкой боли не было, осталась только ноющая и тянущая.

Постаралась размеренно дышать и расслабиться сильнее, а когда это получилось, Олег поцеловал меня со словами:

- Умница. Вот так. Молодец.

И увеличил темп, прижимая меня крепче.

Стало больнее, поэтому я прикусила губу и зажмурилась сжимаясь.

Протяжное и глухое: «Да!», совпавшее с горячими каплями на моем животе и бедрах, слились с ощущением освобождения.

Выдохнула.

Олег фыркнул в макушку, поцеловал в лоб и хмыкнул:

- Опять надо тебя мыть.

А после мы лежали в постели, обнявшись, он гладил мою спину и иногда целовал в висок.

- Все хорошо, Нонна. Ты моя. Теперь все будет хорошо, – под этот мерный, убаюкивающий шепот я тихо провалилась во тьму.

Выплывая из которой сразу поняла, что не будет.

Ничего хорошо не будет.

Потому что мне больно.

Везде больно.

Очень-очень.

И страшно.

Глава 22: «Добро пожаловать в наш дерьмовый мир обратно»

«Топ-топ топает малыш

С мамой по дорожке, милый стриж

Маленькие ножки не спешат,

Только, знай, себе твердят:

Топ-топ очень не легки

В неизвестность первые шаги,

А в саду дорожка так длинна

Прямо к небу тянется она!»

Алексей Ольгин «Топ-топ»

Вздохнуть получилось с трудом. Гадостный привкус во рту насторожил сильнее, чем боль.

Что случилось?

Где я?

Что происходит?

Хриплый выдох мой совпал с тревожным:

- Мам, мам!

Страх за сына выдернул меня в реальность почти мгновенно. Плевать, что там такое вдруг болит. Что с моим мальчиком?

- Кир, – каркнула, распахивая глаза.

На мгновение ослепла от белизны стен и потолка. Ну, и от холодного света люминесцентных ламп.

Больница.

Авария?

- Мам, я здесь. Я в порядке. Как ты? Пить хочешь? – под нервный стрекот сына, окружающая действительность начала обретать четкость очертаний.

Одиночная безликая палата, все сверкает чистотой. И мой ребенок, как воплощение ужаса и отчаяния: взлохмаченная макушка, болезненно горящие глаза, бледный, в мятой футболке и вид весь такой – обнять и плакать.

Что я и делаю, потянув его к себе за руку.

Сын падает на колени у постели, утыкается лицом в плечо и хрипит без остановки:

- Прости – прости – прости! Мам, прости, пожалуйста… я не хотел! Прости!

Ну, руки мои вроде как шевелятся, поэтому свободной глажу по волосам, плечам и спине – уж докуда достаю.

- Тише, милый. Все нормально. Разберемся. Тише, мой хороший. Ч-ш-ш…

И тут он начинает рыдать, а я – впадать в панику.

Мой стойкий, закаленный жизненными невзгодами мальчик плачет? Да что случилось-то?

К счастью, сын берет себя в руки и поднимает на меня красные, блестящие глаза:

- Мне так жаль. Я так виноват. Мамочка, пожалуйста! Прости!

Выдыхаю долго, с определенным дискомфортом, но что уж.

- Мой хороший. Успокойся. Мы с тобой всегда со всем справлялись…

- Да, но сейчас…

- И сейчас. Ты со мной, значит, мы справимся.

- Всегда. Прости, я не хотел, чтобы так вышло, – в глазах Кирилла плещутся боль и обида.

И благодаря им я вспоминаю.

Море. Отпуск. Сюрприз.

Радость. Счастье.

Самолет.

Надежду. Изумление. Боль.

Страх. Ужас.

Темноту.

Я вспоминаю все.

Удивительно устроена человеческая память, правда.

Иногда она отказывается хранить важные, но обычные вещи, знания, данные.

А порой и хотел бы забыть, а не забудется.

Льющийся в огромные французские окна солнечный свет, бликующий на полированной мебели. Большое уютное пространство гостиной.

Мой любимый кремовый диван с вышитыми шелком подушечками.

И мой герой. Мой любимый. Единственный.

Не один.

Я успела отвернуться от сына, и вырвало меня все же на пол.

- Мам, плохо? Что? Я сейчас!

Кир подскочил и бросился вон из палаты, а я утерла рот рукавом больничной рубашки, опала на подушку и уставилась в потолок.

Больно.

Везде: внутри и снаружи.

От понимания: ничего не вернуть. Как раньше – не будет.

Никогда.

И кажется мне, что я не повзрослела в одночасье, а постарела. Просто одряхлела.

Потому что, физическая боль, она ведь не от предательства любимого, правда?

- Как вы себя чувствуете, Нонна Аркадьевна? – в распахнувшуюся дверь вплывает монументальная дама в светло-зеленом халате.

Удается лишь скривиться.

Вошедший следом Кир тут же устраивается на стуле у изголовья и вцепляется в мою руку.

Ребенок в ужасе и винит себя.

Напрасно.

Сжимаю ладонь и глажу его запястье большим пальцем.

Мой отважный котенок швыркает носом, но держится. И за меня, и вообще.

Прежний мир наш рухнул. Разбился. Раскололся вмиг.

Не собрать, не склеить.

Не вернуть.

Но мы вместе, значит, должны как-то справиться.

А сейчас наша задача: выждать и выжить.

Доктор подходит ближе, измеряет температуру, осматривает и мягко улыбается:

- Я ваш лечащий врач, Лусине Суреновна меня зовут. Сейчас девочки поставят капельницы, затем сходим на укол, а пока обсудим наш с вами план.

- Как украсть миллион?