- Нет уж, милочка, - Бэйлор пригрозил ей пальцем, - не сейчас. Посмотрим, как вы с герцогом поладите, а там и о прогулках поговорим.
Новая улыбочка вышла у Мелли уже не столь удачно.
- Ну ничего - все равно теперь слишком холодно для прогулок.
- Вот-вот. - Во взгляде Бэйлора читалось явственное предостережение. Я ухожу. Если тебе понадобится платье или какая другая дребедень, попроси часового вызвать Вьену - она принесет тебе все, что нужно. - Дверь за ним закрылась, и Мелли услышала звук задвигаемого засова.
Проклятие, он ее раскусил! Погулять ей захотелось! Надо же быть такой дурой! Он не случайно упомянул о часовом. Теперь он будет следить за ней, как коршун. Злясь на себя, Мелли топнула ногой и стала искать, что бы швырнуть об стену. Схватив с подноса оловянную чашу, она уже собралась запустить ею в зеркало, как вдруг увидела свое отражение. Вылитый отец. Лицо красное, подбородок вздернут, глаза горят - живой Мейбор.
Мелли выронила чашу и повалилась на кровать. Она проделала долгий путь лишь для того, чтобы убедиться, что отец ее никогда не покидал. С тихой улыбкой она свернулась на простынях. Мысли ее метались точно мотыльки. И она не сразу обрела покой.
Таул, войдя в стойло, скинул на пол два полных меха с элем. Потом, ни слова не говоря, подошел к Хвату и размотал повязку у него на шее. Он осмотрел рану, пощупал, нет ли вокруг опухоли, и достал из-за пазухи кожаный мешочек. Помазал рану смесью жира и сушеных трав, завязал снова и занялся рукой Хвата.
- Болит? - спросил он, осторожно приподняв ее.
- Ты что, убить меня хочешь? - негодующе заверещал Хват. - Ясное дело, болит.
- Ничего, выживешь, - засмеялся Таул. - Через пару дней рука заживет.
- Хорошо бы, если так, - она ведь у меня рабочая. - Хвата начинали раздражать заботы Таула: тоже еще лекарь нашелся. - Из-за тебя мне придется работать не покладая рук, когда я поправлюсь. Как ты мог спасти меня, а мою котомку бросить?
- Что в ней было, в твоей котомке?
- Да деньги же. Золото, серебро, драгоценности - целая куча. И все пропало.
- Нет, Хват, - сказал рыцарь мягко. - Не все.
- Как? Тебе удалось что-то спасти?
- Кое-что подороже золота. - Рыцарь присел на солому. Только бы он не хватался за свой мех, молился Хват. Таул раскупорил один из мехов, но пить не стал. - То, что ты делал там, в борделе, дороже всего на свете: ты рисковал всем, чтобы спасти друга. - Таул посмотрел Хвату в глаза. Главное в жизни - защищать людей, которых ты любишь.
Его слова жгли Хвата огнем. Он не мог больше смотреть рыцарю в лицо. Слишком явной была боль, которую тот испытывал. Она колола глаза, как всякая правда. Хват вдруг почувствовал себя очень маленьким, и его первым побуждением было восстать против незаслуженной похвалы.
- Да ведь это я втравил тебя в эту историю. Если б не я, тебя бы не отравили...
- Это не важно, - потряс головой Таул. - Важно, что ты туда пришел.
- Если один добрый поступок может искупить целую кучу плохих, почему ты тогда не ищешь своего мальчика? - Не успев выпалить это, Хват понял, что зашел слишком далеко: этими словами он поднял из могилы Бевлина. Но рыцарь, к его удивлению, не проявил гнева.
- Он уже не мальчик, Хват. Пять лет прошло - теперь он мужчина.
Воспрянув духом, Хват продолжил:
- Почему бы нам тогда не поискать его? Я бы помог тебе - деньги бы добывал и все такое. Как в былые времена.
- Былые времена не вернешь.
- Но ведь...
- Ты ничего не знаешь, - начал сердиться Таул. - Ничего. Даже легион хороших поступков не в силах искупить того, что я сделал.
Отчаяние в голосе рыцаря заставило Хвата прикусить язык. Не надо было говорить всего этого. Хват невольно спрашивал себя, что же еще пришлось пережить Таулу, - ведь боль, терзавшая его, вытекала явно не из одного источника. Хвату хотелось обнять друга, прижать к себе и утешить. Но Скорый осудил бы подобную слабость, и он сказал только:
- Ты бы помазал этой мазью и свою руку тоже. Такой ожог и загноиться может.
- Ничего, заживет. Ему уже несколько недель.
Хват встал.
- А я настаиваю! Если завтра ночью ты собираешься драться, рана может открыться - корка лопнет, вот и все. - Он опустился на колени рядом с рыцарем, ожидая, что тот оттолкнет его, но Таул привлек его к себе.
- Ну, раз ты хочешь быть моим секундантом, можешь начинать прямо сейчас.
Только укоряющий образ Скорого помешал Хвату выдать свою радость. Он секундант Таула! Это высочайшая, первейшая и единственная честь, которой он когда-либо удостаивался. Он пенился от гордости, разбинтовывая рану рыцаря. Руки тряслись от волнения, которое поселило в нем его новое звание.
То, что он увидел под бинтами, остудило его восторг. Вблизи ожог выглядел ужасающе. Он весь вздулся, и кое-где виднелось мокрое, лишенное кожи мясо. Хвату пришлось призвать на помощь всю свою недюжинную выдержку, чтобы сохранить невозмутимость. Через всю рану, пересекая кольца, как стрела, пролег старый шрам - только он был уже не старый, а яркий и свежий, как будто его только что нанесли.
XIV