Измена. Месть подают холодной (СИ)

Можно ли вдохнуть новую жизнь в то, что уже мёртво? И я сейчас даже не про брак: у меня нет сил спуститься с порожка кареты, куда там соблазнять Эйвана. Аделаиду надо отвлечь от её далеко идущих планов, а мне надо наконец-то подумать и разобраться в себе.

Но покой мне только снится. Ведь несмотря на то, что слуги откровенно подчиняются свекрови, хозяйкой в доме считаюсь я.

Врага надо бить его же оружием, так говорят в Дахрааре. Приходится изобразить усталость и томно свалиться на диван в гостиной, чтобы распоряжениями об обеде занялась сама свекровь. Для правдоподобности я даже прикладываю ладонь ко лбу – сама почтенная аллира часто делает так, когда нужно изобразить мигрень, чтобы иметь повод весь день валяться в постели и ничего не делать.

За обедом Аделаида явно пытается увести наши разговоры в романтическом направлении, так и намекая, что нам стоит больше времени проводить вдвоём. Но мне удаётся пресечь её подработку в качестве жрицы богини любви всего одной фразой:

– Говорят, чемпионат по драгонболу пройдёт в этом году в Ристайле?

Глаза Эйвана загораются ярче солнца. Он тут же принимается живо рассуждать о тактике игры шеваллирских «Огневихрей» и о причинах, почему команда «Готенхем» никогда не обыграет их в полуфинале. Никогда не любила драгонбол, в чём Аделаида со мной солидарна. Но зато за всё время обеда у неё нет шанса и рта раскрыть.

А ведь именно она обратила моё внимание на плакаты с объявлениями, когда мы ехали домой. Мысленно довольно улыбаясь, глядя на то, как растерянная свекровь делает вид, что ей крайне интересны увлечения сына.

Кажется, у почтенной аллиры слишком много энергии, которую некуда девать. Ну так я ей помогу.

Мы ещё не покинули столовую, как я приседаю перед Ингваром, сделав вид, что нужно поправить его воротничок. Заглянув в искрящиеся янтарём глаза, тихонько говорю:

– Знаешь, бабушка сегодня жаловалась, что давно не слышала от тебя рассказов про звёзды.

И всё же во многом Ингвар похож на своего отца, увы. На моих глазах его зрачки вытягиваются, а радужки загораются ярче фонарей.

– Правда? – он опускает длинные светлые ресницы. – Мне казалось, вам скучно про это слушать…

– Ну что ты, котёнок, – я улыбаюсь. – Мы просто обожаем твоё увлечение астрономией. Да и вам нужно проводить больше времени вместе, не находишь?

– Но бабушка всё время занята…

– Сейчас не занята, видишь?

Я бросаю косой взгляд в сторону Аделаиды.

– Бабушка!

Все оборачиваются одновременно. Я поднимаюсь, победно глядя на скачущего в сторону Аделаиды сына.

– А какая твоя любимая туманность?!

Эйван спешит смыться, я же с трудом прячу ехидную улыбку.

Дети пяти лет обладают потрясающей способностью часами говорить на одну и ту же интересующую их тему, перемежая реальные факты с невероятной ерундой, что возникает из-за полёта фантазии. Каюсь, не раз я едва не засыпала, когда Ингвар рассказывал мне про уроки астрономии и то, что видел в телескопе. Да и все в доме пытаются избежать этой темы.

Потому что если Ингвар начинает рассказывать про звёзды, остановить его не может даже порция мороженого и обещания покататься на лошади…

Со свекровью на сегодня я попрощалась, совершив одновременно три полезных дела: и её отвлекла, и сына развлекла, и способствовала их общению.

Довольная собой, выхожу из столовой и отправляюсь к себе в комнату, как вдруг слышу чуть ли не мурчащий голос:

– Смотрю, ты ловко заняла всех. Неужели хочешь побыть со мной наедине?

Да что ж такое, у них с матушкой что, одно мышление на двоих, как у пчёл?!

Меня передёргивает от омерзения, когда пальцы, горячие настолько, что их жар ощущается даже через платье, касаются моей спины и начинают мягко её поглаживать. Я представляю, как эти же пальцы касались кожи моей сестры, ласкали неизвестную официантку и ещё бессчётное количество женщин. Огненные драконы гордятся любовными похождениями, количество любовниц для них – показатель авторитета. Одна из вещей, которые я так и не смогла понять и принять в Ристайле.

К чести Эйвана, сейчас он не требует близости, а, скорее, заигрывает со мной.

– Серьёзно? – спрашиваю я глухо. – После всего, что было…?

– А что было?

Не успеваю и пискнуть, как сильные руки подхватывают меня под бёдра и сажают на столешницу, повалив набок вазу с сухоцветами. Пытаюсь толкнуть его в грудь, не сильно, скорее, намёком, чтобы он сам отошёл. Я не хочу ссоры с ним, я просто хочу покоя.

Но Эйван другого мнения. Он наваливается на меня, разведя мои ноги, прижимает спиной к стене. Я почти задыхаюсь от его пламени, судорожно вдыхаю, когда он рвёт на себя ворот моего платья, оголяя кожу на шее, ещё хранящую следы от его утренней попытки меня задушить.

Мне кажется, я расплавлюсь от касаний его губ, и совсем не в смысле страсти и желания. Почему мне становится так плохо от его близости? Раньше его огонь не ранил меня. Дело в нём или во мне?

– Нет… – хриплю я, и Эйван отстраняется, глядя на меня со злым недоумением.

– Не-ет? – недобро тянет он.

Я уже предчувствую его ярость и торопливо шепчу:

– Мне больно, Эйван. Пожалуйста, не надо.