Две длинные косички с бантами на концах, широкая улыбка и открытый взгляд – дочь у меня настоящая красавица.
– Родная моя, – раскрываю ей объятия. – Как я соскучилась!
– И я! – дочь зарывается носом мне в шею. – Ты так вкусно пахнешь, мам.
– Спасибо, – смеюсь, поглаживая ее по волосам. – Ты у меня тоже очень вкусная.
– Как твое здоровье? – отстранившись, она обеспокоенно заглядывает мне в глаза. – Ты больше не болеешь?
– Нет, милая, я уже выздоровела. Теперь мне гораздо лучше.
– Я рада, – чмокает в щеку. – Я тебе рисунок нарисовала.
– Еще один? – удивляюсь.
– Ну да.
– Покажи.
Маринка уносится обратно в комнату, а я тем временем снимаю плащ и вешаю его на крючок.
– Есть будешь? – интересуется свекровь. – Или у тебя теперь какая-то особая диета?
– Ну… Главное сильно соленого, острого и жареного не есть, – нахожусь я. – А остальное можно.
– Вот и славненько. Тогда куриного супчика налью?
– Давайте.
Марина подбегает и хвастается очередным рисунком, на котором изображена я, сидящая на радуге.
– Как мило, дочур. Спасибо, – улыбаюсь. – А сможешь нарисовать меня на берегу моря? Что-то очень захотелось.
– Конечно! – с воодушевлением отвечает она. – Легче легкого!
– Ну тогда иди, рисуй. И пальмы не забудь! Много пальм.
– Хорошо.
Сполоснув руки, прохожу на кухню, где свекровь колдует у плиты. Набираю в легкие побольше воздуха и на одном дыхании выпаливаю:
– Лидия Георгиевна, мне надо с вами серьезно поговорить.
Глава 15
– Да, Алиночка, я тебя слушаю, – свекровь оборачивается, держа в руках половник. – Что случилось?
Слова обрастают шипами и застревают в горле. Очень тяжело выталкивать их наружу, но иного выбора у меня нет. Лидия Георгиевна – не чужой человек. За годы брака с Димой она стала мне почти как мать. Помогала, поддерживала, выручала. Поэтому утаить от нее произошедшее – не вариант.
– Лидия Георгиевна, мы с Димой разводимся.
Половник с шумом летит обратно в кастрюлю, а свекровь взволнованно хватается за сердце.
– Бог с тобой, Алиночка, – хрипит задушено. – Что ты такое говоришь?
– Мне очень жаль, что так вышло, – понурю голову.
Почему-то чувствую себя виноватой. Хотя в случившемся нет моей вины. Я, конечно, понимаю, что в любом конфликте замешаны двое, но у нас с Димой, по большому счету, даже конфликта-то не было…. Он просто вытер ноги об мою душу, как об грязную половую тряпку.
– Нет-нет, этого не может быть, – Лидия Георгиевна неверяще мотает головой. – Я только сегодня разговаривала с Димой… И ни о каком разводе он не упоминал…
Вздыхаю. Как я и думала, муж по-прежнему находится в стадии отрицания. Он не воспринимает мое намерение развестись всерьез. Думает, это просто временная блажь оскорбленной женщины.
Признаться честно, я и сама пока действую на автопилоте. Просто делаю то, что, как мне кажется, должна. Пытаюсь сепарироваться от Димы. Пока во мне бурлят эмоции, стараюсь по максимуму сжечь мосты. Чтобы чуть позже, когда стихнет обида и обострится тоска, не передумать и не дать заднюю.
Ведь нельзя прощать изменщиков, верно? Нельзя.
– Дима против, – отзываюсь я. – Он считает, что мы можем решить наши проблемы, но я с ним не согласна.
– Господи, – Лидия Георгиевна оседает на стул. – А какие такие у вас проблемы, Алин? Я понимаю, Дима у меня не ангел. В семейной жизни всякое бывает: и трудности, и ссоры… Но это же не повод сразу в ЗАГС бежать…
– Дима мне изменил, – преодолевая внутреннее сопротивление, говорю я.
Руки Лидии Георгиевны, мнущие кухонное полотенце, замирают, а ошарашенный взор прилипает к моему лицу.
– Дима? Тебе? – очевидно, ей никак не удается поверить в услышанное. – Да это же невозможно… Он в тебе души не чает! Обожает просто!
Ее уверенность в Диминых чувствах – как соль на незаживающую рану. Еще совсем недавно я тоже была наивной. Тоже верила, что муж меня любит.
А потом увидела его в постели с секретаршей, и веры сразу заметно поубавилось.
– Видимо, это уже в прошлом. Теперь он обожает свою юную любовницу.
К горлу опять подступают слезы. Больно, черт возьми. Как же больно! Воспоминания о Ясмине, лежащей на моих простынях, до сих пор по живому режут…
– Какую еще любовницу? – Лидия Георгиевна смотрит на меня широко распахнутыми глазами, в которых, как и в моих, дрожит соленая влага. – Алина, ты уверена, что не ошибаешься? Ведь нельзя же огульно обвинять человека в измене… Все может быть не так, как кажется на первый взгляд…
– Я вернулась из командировки на день раньше и застукала его в постели с секретаршей, – цежу я. – Вы уж простите за подробности, Лидия Георгиевна, но я хочу, чтобы вы понимали, ошибки тут быть не может.
Возможно, недальновидно посвящать в детали Димину маму, но для меня это своеобразный способ поставить точку. Ведь чем больше людей узнают о том, как гадко он со мной обошелся, тем меньше будет соблазн его простить.
Я намеренно перекрываю пути к отступлению. Намеренно пресекаю свое возможное малодушие.
Какое-то время Лидия Георгиевна молчит. Не издает ни звука, лишь стремительно бледнеет. Затем испускает протяжный вздох и хрипло изрекает:
– Ну дела…