Теперь ясно, почему Люся была так любезна со мной. И почему Владислав без стеснения флиртовал в ее присутствии.
И как я сразу не догадалась?
— А где же тогда мама Эвелины? — во мне просыпается живой интерес.
— Мы развелись. Она не живет с нами.
От меня не укрывается, как по лицу Владислава пробегает мрачная рябь. Ему неприятно говорить о разрыве с женой. Это до сих поры вызывает в нем негативные чувства. Как человек, который относительной недавно пережил болезненный, изматывающий нервы развод, я прекрасно его понимаю.
— Мама, я готова! — из коридора доносится Маришкин вопль.
— Иду, — отзываюсь я, торопливо подхватывая с дивана сумочку, а затем вновь смотрю на хозяина дома. — Что ж, Владислав, приятно было познакомиться. Спасибо за то, что присмотрели за Мариной. И за баню. И за колесо.
— Да ладно вам, — посмеивается. — Вы уже сто раз поблагодарили.
— До свидания, — бросаю я, устремляясь вдоль по коридору.
— До встречи, — летит мне вслед.
Марина прощается с Эвелиной, и мы выходим на улицу. Дождь наконец закончился, и пасмурное небо прояснилось. Сквозь полупрозрачную дымку облаков даже звезды проглядывают. Красиво.
Стараясь огибать лужи, мы с дочерью подходим к машине и забираемся внутрь. Владислав не только колесо поменял, но и перепаковал автомобиль так, чтобы мне было удобно выезжать с участка. Предусмотрительный. И неожиданно внимательный.
Плавно трогаюсь с места и как бы между прочим интересуюсь у Маринки:
— А ты не знаешь, давно родители Эвелины развелись?
— В прошлом году. Чуть раньше, чем вы с папой, — вздыхает дочь.
Да уж. Горькая ирония. Лучшие подружки — и обе жертвы развода.
— Вы обсуждаете это между собой? — интересуюсь я.
— Иногда, — пожимает плечами. — Но Эвелине тяжелее, чем мне.
— Почему это? — приподнимаю бровь.
— Потому что она с мамой практически не общается. А я-то с папой постоянно на связи.
Удивительно слышать, что мать не поддерживает контакт с собственным ребенком. Обычно это в стиле нерадивых отцов.
— А почему так вышло? — любопытствую я.
— Ее мама живет в другом городе. У них не получается часто видеться. Да и звонит она редко.
Ну и дела. Похоже, ситуация в семье Рокотовых даже более запутанная, чем в нашей.
Глава 26
Паркую машину у дома и торопливо вылезаю наружу. Время уже позднее, Маришке пора спать. Да и мне завтра вставать ни свет ни заря. Все-таки пробитое колесо и незапланированные банные процедуры изрядно сместили привычный график.
Беру дочь за руку и иду к подъезду. На лавочке, под березой, свесив голову на грудь, сидит мужчина. При первом взгляде я решаю, что это какой-то местный забулдыга, но, присмотревшись, понимаю, что его облик мне до боли знаком.
— Дима?! — ахаю я, притормаживая.
— Папа? — вслед за мной удивляется Маришка.
Бывший муж вскидывает голову и фокусирует на нас мутный взгляд. Он пьян. Тут к гадалке не ходи. Я прожила с этим мужчиной шестнадцать лет и прекрасно считываю его нетрезвое состояние.
— Ну наконец-то, — он проводит рукой по лицу и морщится. — Уже ночь на дворе! Где вас, черт побери, носит?
— Я забирала Марину от подруги, — сухо произношу я. — А в чем, собственно, проблема?
— А Мишка где? Почему его дома нет?
— Он на соревнования уехал. Ты забыл?
— Забыл, — Дима икает, и его хмурое лицо проясняется. — Ну ладно… А то я думаю, куда вы все подевались… Разнервничался прям, — он смотрит на дочь и, хитро подмигнув, берет ее за руку. — Мариш, а мама точно тебя от подруги забирала? Не врет?
Стискиваю зубы и недовольно качаю головой. Терпеть не могу, когда бывший закатывает пьяные разборки при детях. И еще так открыто демонстрирует недоверие моим словам… Будто это я всю жизнь его обманывала, а не наоборот!
— Точно! — с готовностью отвечает Марина. — Я у Эвелины была. А потом мама за мной приехала.
— Ну ладно, тогда поверю, — он легонько щелкает ее по носу, а затем снова переводит взгляд на меня. — Смотри у меня, Алин, — грозит пальцем, — я за тобой слежу.
— Что это значит? — интересуюсь кисло.
— То и значит. Ты моя. Была и всегда будешь.
Опять завел свою шарманку. Уже бог знает по какому кругу.
— Мы в разводе, Дим, — отвечаю раздраженно. — Уже год как.
— Ну и что? Как разошлись, так и сойдемся.
— Господи, — закатываю глаза. — Как ты меня уже достал!
Дергаю Маришку за ладонь, утягивая ее за собой:
— Ну все, дочур, пошли. Нам пора.
— Алин, я хочу поговорить! — Дима вскакивает на ноги и, покачнувшись, чуть не падает. Стоящая рядом скамейка вовремя становится ему опорой.
— Не о чем нам говорить! — бросаю злобно. — Иди домой!
— Алин, умоляю! — нетвердой походкой он плетется за нами.
Пока я роюсь в сумочке в поисках ключей, Маришка негромко произносит:
— Мам… Нельзя ведь его в таком состоянии оставлять…
Ее личико выглядит не на шутку опечаленным. Ну еще бы… Дима ведь ее родной отец, и, каким бы идиотом он ни был, она его любит.
— Милая, папа — взрослый человек и сам справится со своими проблемами, — как можно убедительней произношу я. — Не переживай за него.
— Алинчик, — Дима спотыкается о бордюр, и чудом не валится на пожелтевший газон, — ну, пожалуйста, не прогоняй меня!