Представляя, что пережила Оля, я перестала шить и выключила машинку. Уголок письма, торчал из внутреннего кармана куртки и напоминал о ее неуверенности. В прошлый раз, не довелось поговорить с Иваном. Вернувшись с прогулки с сестрами и мамой, мы застали отца за бутылкой водки. Второй стакан, предназначавшийся для Ивана, был пуст. Видимо, он отказался и вышел перекурить, чтобы папа не цеплялся к нему. Прошло чуть больше суток, а я не переставала об этом думать. Чтобы я сделала, сказала, если бы все же завязался разговор? Скорей всего, проглотила бы язык от смущения. Ведь спрашивать человека, который знает Серегу не понаслышке по крайнее мере, опасно. Во-вторых, непонятно, вдруг, он всего лишь делает вид, что Сергей его бесит.
На часах было три дня. Солнце совсем погрязло в тучах и дремало в их прохладной еще по-зимнему холодной тени. Все-таки справившись с платьем, что сшила на заказ, аккуратно упаковала его в бумагу и положила на соответствующую полку для готовых изделий. Можно было собираться домой, к родственникам, что как татаро-монгольское иго, захватили мою территорию. Мама уже позвонила два раза и уточнила время, чтобы приготовить блины. А это означало, что все должны собраться за столом до того, как они остынут. Проверив, выключила ли свет, я шагнула к выходу. По другую сторону двери, возник Иван. Нарочно постучал, а затем вошел.
- Привет, ты уходишь?
- Да, меня ждут.
- Поговорим?
Ничего не оставалось, как улыбнуться, и впустить его дальше порога. Он был взвинчен и слегка напряжен.
- Что-то случилось. - Будто не понимая, спросила я.
- У меня состоялся неприятный разговор с Голицыным. Мягко скажем, во всех смыслах.
- И что?
Иван хмыкнул и ответил:
- Ты ведь в курсе, о чем я?
Прятаться за маской не было желания.
- Оля. Все дело в ней?
- Мне не стоило делать то, что я сделал. Пожинаю плоды, своих поступков. Какой же я идиот. – Он схватился за голову.
Меня одолела паника. Возможно потенциальный преступник, разгуливал по моему ателье, как ни в чем не бывало. Медленно отступая к прилавку, я нащупала трубку стационарного телефона. Что, как специально, был завален обрезками ткани. Иван развернулся и заметил. Легкой поступью, оказался рядом и перехватил ищущую руку.
- Не нужно.
- Вань?
- Я не виноват в Олькином самоубийстве. Не бойся меня, прошу.
- Вот, возьми .
Я отдала ему злосчастный конверт. Тут же вскрыв его, он пробежал глазами по строчкам.
- Это срочно, надо показать Голицыну. Ты читала?
- Не имею привычки лезть в чужие дела.
Протянул, чтобы я ознакомилась с содержимым письма. Ровными, красивыми буквами, словно изящная гравировка:
- О чем она?
- Извини, должен вернуться в отделение.
Ни объяснив ни слова из записки Оли, он ушел. Захватил с собой подарок для Любы. Видимо, в его планах не было пункта, вернуться обратно.
Тем же вечером, одолев огромную порцию блинов с вареньем, я возвратилась улеглась на кровать. Я привыкла к своему бугристому матрасу и книжкам, что брала у Настасьи Павловны. А еще, заварила травяной чай и медленно потягивала, укрыв ноги вязаным пледом. Родители и сестры нисколько не обиделись, что я так быстро ушла. У них самих от шума распухли головы. С возрастом, Колька и Мишка, становились неуправляемыми. В Москве, их день расписан по часам: школа, тренировки, дополнительные занятия. К концу недели, они валились с ног, ну или полночи играли в приставку, что им приобрел отец. А здесь, наедине с природой, ощутили свободу. И как итог - сходили с ума. Почти задремав за чтением, я очнулась от грохота. Набросив халат, выползла из комнаты. Серега ломился в дверь, не обращая внимания на то, что уже почти одиннадцать часов и многие спят.
- Ленусь, впусти меня, есть разговор.
- Уже поздно, иди домой и проспись.
- Если не откроешь, я разобью ее. – Он замахнулся кулаком, что я увидела через глазок.
На свою беду, открыла, и он ввалился в коридор. Серега, едва держался на ногах.
- Ты одна?
- Что тебе нужно?
Обвел взглядом прихожку и самодовольно улыбнулся.
- Я соскучился. - Потянул ко мне руки.
- Убирайся, я вызову полицию.
- Кого? Ромку что ль? Брось, он мне ни хрена не сделает. Иди ко мне.